Каждая отдельная мысль вызывала волну плазмы, и каждая очередная волна гнала слова в голову Зайки. Слоги нанизывались, словно насмешливые жемчужины на нитку: «инфаркт миокарда», «остановка сердца». И сливались в вонючие блядские конструкции типа «полая верхняя вена», они скакали и лопались, как лепестки из слоеного теста, перед его мысленным взором.
— Нужно остаться по эту сторону ворот, — прошептал он.
Ворота были концепцией Зайки, оружием ума, которое он выдумал, чтобы бороться с окружающим его миром. Они открывались в воображаемое пространство, где можно было получить инструкции для новой жизни. Например: человек с хорошим зрением может с философской точки зрения быть благодарен за свое зрение. Мысль о слепоте может пугать его, он просто ненавидит такую мысль, потому что не знает ничего об особенностях слепоты. Он понятия не имеет, что бывают сотни видов слепоты. Он считает, что можно вдруг просто ослепнуть, но, когда зрение покинет его, он пройдет сквозь ворота и увидит много новых возможных странностей, новые вещи, которые можно желать и о которых можно беспокоиться. Существует вид слепоты, когда глаза остаются яркими и кажутся окружающим совершенно нормальными. Как только человек поймет, что он именно такой слепой, он оценит, насколько это хорошая слепота. Но бывает такая слепота, при которой глаза становятся мутными или зрачки болезненно вращаются все время. Это плохая слепота. Здоровому человеку ни к чему представлять эти разновидности ужаса, равно как и облегчение, что у тебя хорошая, а не плохая слепота. Пока он не пройдет через ворота, где молодые светлые специалисты занимаются новыми реальностями и заставляют тебя чувствовать причастность к высшему порядку бесконечной игры и понимать, что люди находятся далеко внизу, а перед тобой открыты новые горизонты.
Когда правда будет простой: ты ослеп.
Как бы Зайке хотелось, чтобы они остались на севере! О, что за прекрасным аквариумом был «Альбион», с его тихими коридорами, величественными землями, которые взрыв лета превращал в своего рода Борнео, но без обезьян. Как чудесен был спокойный распорядок с непременно грустной песней птицы, что доносится как вздох после тишины, вздох, который живет, только чтобы оплакать звон столового серебра или фарфора.
Для некоторых «Альбион» был просто вместилищем неудачников, зловещим учреждением за древними деревьями. Но он был единственным домом для ребят, которых Зайка когда-либо знал. Они непонятно зачем выпорхнули оттуда. Бабочек отпустили на волю, словно летучих мышей. Никто на самом деле не знал, что будет дальше.
