Зайка замер, поморщившись.
— Ты собираешься окучить нашу Николь?
— Не твое дело.
— Ты что, сдурел? Ты не можешь сделать эту телку.
— Ну, вообще-то могу. И не смей называть ее так.
— Нет, ты послушай, Блэр. Да она ж этим только из вежливости занимается, возможно, даже на деньги попечителя.
— Ну, если ты сдохнешь, тебе будет насрать, так?
— Но она, блядь, наш попечитель, поимей ты совесть.
— Уже нет. И вообще, я хочу сказать, что дело в следующем: лед сломан, мы понимаем и уважаем друг друга. Я знаю, это может немного превосходить твои мыслительные способности.
— Она знает, что у тебя нет пупка, а? Кажется, это стоит объяснить до того, как решишься с ней покувыркаться. Маленькая такая загвоздка, а, солнышко? Как думаешь, ее это не удивит?
— Ты не отвлекайся от своего приступа. — Блэр стянул новое кожаное пальто с кухонной табуретки, звякнул ключами, положив их в карман джинсов, и рванул вверх по лестнице. — Если будут звонить, я ушел проводить исследования.
— Исследователь хуев!
— Ну я, блядь, и правда считаю это исследованием.
Входная дверь за ним с шумом захлопнулась.
Зайка закатил глаза. Вид своего тела в ванне — дрожащая белая мышь на потемневшей эмали — не придавал ему бодрости. Более того, шелкопряд поднимался от его таза, изо всех сил стараясь не утонуть.
Он откинул пряди волос с лица и уставился на дверной проем. Наступала ночь. Хотя крошечное окно подвала, стоящее на земле, было закрыто, тюлевая занавеска развевалась, пропуская воздух с улицы, раскинувшейся словно бутерброд с приправой из дизельной копоти и голубиного дерьма. Зайка пытался не обращать внимания на шум сигналов и сирен, который начал подниматься по окраинам, как вопль банши. Это его раздражало, заставляло думать об ужасном клубке преступлений, притаившихся рядом, о городе мертвенно-бледных отражений на зловонном бетоне, где все кружится, словно белка в колесе, и никогда не затихает. Из того, что он там видел, по перекрестному огню воздушных поцелуев, которые этим управляли, он легко мог представить себе дур, что сидят и сигналят — нажимают себе на клаксоны, стараясь перещеголять друг друга, просто так, ради прикола. Ради Блэра.
Зайка вздохнул.
Он свернулся в ванне, как червь, в подвале города, чьи огромные внутренности смогли бы не только содержать уличных музыкантов Эквадора, но и вскормить всех и вся, даже тех, кто ради желания выпендриться расхаживал по улицам в костюмах индейцев. Мир детей, играющих во взрослых, и взрослых, играющих в детей, место слишком суматошное, чтобы смотреть на себя в зеркало и беспокоиться о том, как ты выглядишь.
