Огненное пятно дрожало на поверхности реки, вспыхивало, угасало…
Номах приподнялся и, не боясь пуль, смотрел на реку.
Щуся не было.
– Нет его, батько, – виноватым голосом сказал пулеметчик. – Был бы жив, уже выплыл бы. Почитай, все уже здесь. А он из пловцов первый был…
– Не может быть такого! – заорал Номах. – Не могли они Федоса убить! Не могли!
– Хватит, батько. Убили.
Солнце снова зашло за тучу, и пустая река предстала перед Номахом.
– Стой! Куда? – закричал Номах солнцу так, словно бы, вернувшись, оно вернуло бы ему Щуся или хотя бы слепую надежду на его возвращение.
Номах вскочил на ноги и принялся посылать пулю за пулей на красный берег.
– Твари! Щуся убили! Меня убейте! Меня!..
Подбежали бойцы, увели его подальше от берега.
– Федос… Братишка…
Стрельба утихла.
– Красиво помер Щусенок, – сказал седой пулеметчик, глядя задумчиво на текущую перед ним реку. – Ничего не скажешь… Будто сразу, без пересадки в рай попал.
– Батька, там наши с крестьянами вздорят, – тряс спящего Номаха за плечо Задов.
– Селян не обижать, – буркнул Номах, дергая плечом и снова пытаясь уснуть.
– Кони после перехода от усталости падают, а они овса не дают. Что делать будем?
– Ну, сена возьмите, соломы… – злясь, ответил Номах.
– Нестор, они ничего не дают. Уходите, говорят, отсюда. Устали ото всех.
Номах зарычал, ударил кулаком по подушке, так, что пыль полетела облаком.
– Пошли!..
Задов привел его к амбару, возле которого толпился народ. Доносились обрывки брани, полной грузной, похожей на застарелую болезнь ненависти.
– Дай пройти, – толкнул слегка Номах стоящего спиной к нему мужика.
– А ты кто такой? – бросил тот через плечо. – Тут постоишь.
– Ты вообще, что ли, нюх потерял?!
Мужик обернулся, узнал его, дернулся в сторону.
– Иди, разбирайся… Батька… – недобро добавил он. Во взгляде его сквозили озлобленность и усталость.
Вскоре Нестор добрался до центра свары.
Огромный, почти под потолок амбара мужик не пускал к мешкам с овсом командира номаховской сотни Шимку.
– Если ты секунду тут простоишь, я тебе еще один пупок нарисую! – орал анархист.
Мужик был здоров, и маленький Шимка смотрелся перед ним как кутенок перед волом.
– Это ты мне, сучок, угрожать еще будешь? – зарычал выведенный из себя крестьянин.
Шимка дернулся к кобуре.
– Ни с места!.. – крикнул Номах, но было поздно.
Мужик схватил стоящие у стены вилы и, пока Шимка расстегивал кобуру, с размаху пропорол ему грудь, швырнул тело вверх и сделал это с такой силой, что стальные зубья вонзились в стропилину на потолке и увязли в ней.
