– Оставь мне, – предложил Щусь, – все одно утопишь.
– А ну как выйдет? Будет чем с того берега тебя поддержать.
– Как скажешь, – почти равнодушно согласился тот.
Номах вгляделся в синие холодные глаза Федоса.
– Не медли только. Как мы палить начнем, тут же в воду.
– Не переживай, Нестор. Когда это морячок воды боялся?
– Вот и добре.
Из трех пулеметов переправить удалось только один. И едва он с высокого берега начал обстреливать наступающих красных, Щусь взорвал два оставшихся у него «максима» и бросился в тихие воды Днепра, который разливался здесь до двухсот метров в ширину.
Полуденное солнце высекало искры на верхушках невысокой волны, лучи его прыгали по поверхности реки, словно камешки-лягушки, пущенные играющими детьми.
Номах лежал рядом с единственным своим пулеметом, стрелял из ружья и не отрывал глаз от Щуся, который из флотского самолюбия и тут не снял бескозырки со стершимися золотыми буквами «ИОАННЪ ЗЛАТОУСТЪ».
Пули густо ложились вокруг него, выбивая белые барашки, но Федос хорошо плавал и быстро приближался к середине реки.
– Хрен вы Щуся возьмете! – шептал Номах, отправляя пулю за пулей на противоположный берег.
– Стреляй! Стреляй, чертов сын! – заорал он своему пулеметчику.
Тот отпустил руки.
– Все, батька. Алес. Патроны вышли.
– Стреляй с винтовки! Только дай хлопцам переправиться.
Одинокое облако закрыло солнце, и все вокруг стало отчетливей и четче. Головы плывущих на речном полотне превратились в идеальные мишени.
– Ну почему сейчас? – в сердцах закричал Номах.
В солнечном дребезге река куда лучше хранила номаховцев.
Пули ложились все ближе и ближе к Щусю, но он плыл резво, не сбавляя скорости.
– Давай… Давай, флот… – почти молился Номах. – Немного осталось.
И тут солнце вышло из-за облака, забрызгав реку яркими, как вспышки выстрелов, клочьями и бросив большое огненное пятно возле номаховского берега.
– Доплывет, батька! – отозвался пулеметчик, прижимая к щеке вытертый приклад.
– Теперь должен, браток! – радостно заявил Номах.
Щусь заплыл в яркое огненное пятно.
– Ничего не вижу! – в отчаянии воскликнул Номах. – Солнце!..
– Видишь ты Щуся? – спросил он пулеметчика.
– В бескозырке-то который? Нет. Он в солнце заплыл.
– Ах ты ж… – выругался Номах.
Он вглядывался в это солнечное пятно до боли в глазах, так, словно к нему снова вернулась послетюремная болезнь, когда его глаза не выносили яркого света.
Он смотрел и ничего не видел. Солнце слепило его.
– Я ничего не вижу! Где Щусь? – закричал он, потеряв терпение.
