– Это верно, место не то.
– Ну, ей-богу!..
Капитан поднес лупу к его глазу и всмотрелся.
– А ну, ложись, – приказал.
– Зачем это? – испугался Виктор.
– Ложись. Помогите ему, – окликнул он потеющих подручных.
Те быстро уложили пленного на пол.
– Глаз ему откройте. Правый.
Солдаты растянули веки.
– Не надо! – предчувствуя что-то, крикнул номаховец.
– Замолчи.
Жесткая, как подошва солдатского сапога, ладонь легла ему на рот, запечатав и почти раздавив его.
– М-м-м! – замычал Витюша.
– Голову ему держите.
Подручные прижали голову пленного.
– Крепче!
Вены на руках солдат налились тяжелой кровью.
Донцов поставил стул рядом с лежащим человеком, не спеша сел на него.
– Я в детстве был неутомимым натуралистом. – Он откинулся на спинку, расслабленно постукивая ребром лупы себе по колену. – У нас был огромный сад. Размером с Версаль, наверное. Магнолии, рододендроны, левкои. Как только отец умудрялся выращивать их в Калужской губернии? В теплице росли пальмы, орхидеи. Бананы! Никто не верил, но мы ели бананы. Отец был увлеченнейшим человеком. Его убили крестьяне в семнадцатом году. Просто так, потому что барин. Представляете, «барин»?.. Только за это. Он в жизни никого крупнее тли не обидел, а его топором в висок. «Народ-богоносец»… «Тайна в глазах»…
Молоточек лупы мерно постукивал по колену.
– Чертова революция…
Коленка подергивалась в такт ударам.
– Его слова каким-то странным образом запали мне в душу. С некоторых пор я тоже стал пристально вглядываться людям в глаза. И мне кажется, понял, что он имел в виду. Разглядел эту бездну. Иногда мягкую, бархатную. Иногда твердую, холодную, как черный мрамор… Она словно вода в колодце, когда ты можешь только догадываться, есть ли там дно или нет.
Витюша моргнул.
– Вы будете его держать или нет? – передернулся, став вдруг одним большим острогранным осколком, Донцов.
– Виноваты, ваше благородие. Руки потные, склизко… – скрежетнули те, растягивая пленному веки.
– Пили, что ли, вчера? Голос как ржавая кочерга.
– Никак нет.
Солдаты придавили голову Витюше с такой силой, что волосы на его затылке намокли кровью.
Донцов успокоился, взгляд его стал мягким, как гниющая ягода.
– Глаза – бездна…
Он покачал головой, словно признавая поражение перед чем-то необъяснимым и огромным.
– Там миры. Вселенная. Да! Из черноты зрачков на нас смотрит космос. Бесконечность, тайна, энигма. Великая пустота и вечная жизнь. Понимаешь, о чем я?
Донцов нагнулся к лицу Витюши.
– Ах, эта бездонность человеческого взгляда, – произнес он и приблизил линзу к его лицу, фокусируя солнечный луч на распахнутом зрачке пленного.
