– Кого еще?
– Да хрен его знает. Только говорят, будто колодцы травил.
Номах застегнул френч. Взгляд его просветлел недобрым светом.
– Веди.
Охрана ввела рослого красивого хлопца в линялой черкеске, руки его были связаны за спиной. Он, не смущаясь, огляделся, остановил взгляд на батьке, безошибочно почуяв, кто здесь старший.
– Рассказывайте, – бросил охране Номах.
– Поймали мы его возле колодца, что рядом с церквой, – начал невысокий, с седыми висками боец. – Видим, на улице ни души, а этот у колодца трется. Склонился над ведром и гоношит там чего-то. Я Андрюхе и говорю, – он кивнул на стоящего по другую сторону от пленного солдата с красным довольным лицом, – не к добру он там пасется, давай хватать его. Зашли сзаду, тихо, он и не почуял ничего. Я его в затылок прикладом хлоп, он лег. Смотрим, а на срубе мешочек лежит и порошок в нем белый. Должно, отрава. Мы и рассуждать не стали, связали да к тебе привели.
– Мешок взяли?
– А как же! Вот он. – Тот, кого назвали Андрюхой, протянул мешочек.
Номах поднял на пойманного враз отяжелевший до чугунного взгляд.
– А ты что скажешь?
Красавец, встретившись глазами с Номахом, еле заметно дрогнул под черкеской.
– Не яд это. Да и не кидал я его никуда, – заявил с вызовом.
В голосе же его проступило едва заметное отчаяние.
Номах кивнул головой. Протянул:
– Не яд…
Лицо пойманного залила неприятная бледность.
– Ты не волнуйся так, – обронил Номах. – Зовут тебя как?
– А что, без имени кончить меня совесть не позволит?
– Позволит. Не хочешь говорить, не надо. Ты выпить много можешь?
– Что? – не понял парень.
– Да ничего. Ты сейчас пить будешь, – сказал Номах. – Свяжите ему, хлопцы, ноги и к голове их притяните. А потом подвесьте его в сенцах на веревках. Там из балки крюк торчит. Вот к нему.
– Стой! Это зачем, а? – задергался пленный. – Хочешь кончить, так кончай разом.
– Не кричи, – сухо отозвался Номах. – Разом не получится. В сенцы его.
Пленного, изогнутого полукругом, подвесили через подмышки в сенях.
Номах ушел на задний двор и, погромыхав по закутам, вернулся с большим двенадцатилитровым ведром и воронкой. Он сам принес в этом ведре воду из ближайшего колодца, сам высыпал туда порошок из мешка пойманного.
Пленный покачивался и наблюдал за приготовлениями с нескрываемой ненавистью. Он не сказал ни слова, только дышал шумно, загнанным зверем.
Номах размешал порошок сорванной во дворе веткой цветущей черемухи.
– Ты лучше не говори ничего, – сказал, вставая.
