Его голос сорвался, и он вынужден был замолчать.
— Входите, герр Вейнлик, и садитесь, — сказала она мягко.
— Я пришёл сюда не для того, чтобы садиться, — прошипел он, идя за ней в комнату. — Я пришёл сказать вам...
Она прикрыла за ним дверь. Теперь музыка была слышна не так громко.
Садитесь в это кресло, — продолжала она со спокойным достоинством хозяйки, принимающей у себя гостя, — и отдохните немного.
Она села рядом с ним за большой обеденный стол. «На самом деле он не злой человек, — подумала она, глядя на него. — Просто бедный и всего боящийся». Как она, как её Иоганн, как все, у кого не было денег. Это страх делал людей жестокими.
— Вы не должны выходить в такую ночь без пальто.
— Это не важно! — рявкнул он, задыхаясь от гнева.
— Но вы заболеете. Посмотрите на себя — весь в поту, задыхаетесь...
— Со мной всё в порядке. Я просто предупреждаю вас...
Она уже поднималась со стула.
— Я дам вам горячего супа.
— Не нужен мне ваш суп, — огрызнулся он, наблюдая за тем, как она склонилась над супницей, висевшей над огнём. — Я просто пришёл, чтобы...
— И что вы будете делать, когда заболеете? — перебила она, спокойно наливая суп в тарелку. — Вам придётся лежать в постели, и вы не сможете больше следить за мальчиками, а ректор, возможно, напишет в совет, что ему нужно взять нового надзирателя... — Она вернулась к столу и поставила перед Вейнликом тарелку с супом. — Ешьте — это принесёт вам пользу.
Он шумно всосал несколько ложек.
— Говорю вам, что на этот раз он зашёл слишком далеко, и я буду вынужден послать...
— Ешьте, — повторила она устало.
Несколько мгновений он ел молча, поспешно, не осмеливаясь смягчиться. Она наклонилась к нему.
— Это не его вина, — произнесла она и указала на себя. — Это я разрешила ему играть.
— Вы? — Он больше удивился, чем возмутился. — Зачем?
— Ему это было необходимо. Видите ли, — теперь она говорила так, словно он был её другом, — сегодня утром придёт врач.
— Делать операцию? — Вся агрессивность Вейнлика исчезла. Он инстинктивно понизил голос. — В котором часу?
— В семь. Но помощники врача придут раньше, — её голос сорвался в рыдание, — подготовить его.
Несколько минут надзиратель хранил молчание. Он был свидетелем ужаса хирургических операций, одно воспоминание о которых заставляло его содрогаться.
— Мне очень жаль, — промолвил он, кладя руку на её ладонь. — Честное слово, очень жаль. — Вейнлик напряг слух и понял, что музыка оборвалась. — Я должен идти, — воскликнул он, вскакивая, — и уложить мальчиков назад в постель! — У двери он обернулся к ней: — Вам повезло, что ректор спит в заднем крыле. Правда, он всё равно глуховат.
