— Я рада тебя видеть, Феликс, — проговорила она, протягивая ему руку для поцелуя и кладя вязанье на колени. — Сядь и расскажи мне, что задержало тебя сегодня до шести часов утра. — Она улыбнулась, отчего возле уголков её глаз появились две крошечные морщинки. — Меня не интересует ни её имя, ни чем она занимается. Просто серьёзно это или нет.
Феликс слишком хорошо знал свою мать, чтобы попытаться скрыть от неё правду. Она терпеть не могла ложь, называя её ребяческими увёртками и тратой времени.
— Нет, мама, ничего серьёзного, — ответил он. — По правде говоря, это довольно странное приключение. Оно произошло из-за моего обещания помочь Карлу, но не бойся, я не потерял ни головы, ни сердца. Просто чувствую себя довольно глупо.
— Это всё, что я хотела знать. — Её тон показывал, что она уже выкинула это дело из головы. — Ты сегодня работал?
— Я правил вёрстку фортепьянной транскрипции увертюры «Сон в летнюю ночь» и переложения для четырёх рук Симфонии в до.
— Каких издателей — Шлезингера или Брейткопфа[15]?
— Ни того, ни другого. Крамера из Лондона.
— Очень интересно: — Она помолчала, и воцарившееся молчание нарушалось только тихим пощёлкиванием спиц из слоновой кости. — Англичане ценят твою музыку намного больше, чем мы, — произнесла она наконец.
— В конце концов, увертюра «Сон в летнюю ночь» навеяна Шекспиром[16].
— Но не Симфония. И не Октет или Квинтет, однако они имели в Англии значительно больший успех, чем здесь. — Она отложила вязанье. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы поселиться в Англии?
— Мне бы этого не хотелось. — Ответ последовал незамедлительно и без колебания. — Ты знаешь, как я люблю Англию, но я немец. Я думаю и чувствую как немец. Мой дом здесь.
— Я рада. Я только хотела услышать, что ты думаешь по этому поводу.
И снова он понял, что вопрос закрыт, отсортирован и помещён в какую-нибудь клеточку её мозга.
Некоторое время они болтали о пустяках. Подперев рукой щёку, она смотрела на него, свернувшегося у её ног, поднявшего к ней тонкое, красивое лицо, говорившего с юношеской запальчивостью. Она знала его лучше других и лучше других понимала контрасты его натуры, постоянный конфликт между ярко выраженной, ровной интеллектуальностью и бурной эмоциональностью, граничащей с болезненной чувствительностью.
Она была абсолютно уверена в его таланте — она избегала слова «гениальность», — методично находя поддержку своему мнению у выдающихся музыкантов. Цельтер
