Рембрандт | страница 2
Возможно, мой роман «Рембрандт» и выраженные в нем взгляды на искусство и действительность покажутся слишком лиричными и романтическими. Если бы я писал его теперь, я, вероятно, и сам отнесся бы ко многому более критически.
Тем не менее этот роман написан с большой серьезностью и искренностью, с глубоким уважением к трагической судьбе моего соотечественника; он пронизан желанием понять гений художника и донести это понимание до других людей, моих читателей.
С тех пор роман о Рембрандте прошел долгий путь, обошел много стран. И теперь, когда мы отмечаем 350-летие со дня рождения художника, книга эта предстанет перед читателем Советского Союза. Я не прошу вас, советские читатели, отнестись снисходительно к его недостаткам, но мне хотелось бы, чтобы вы прочли и приняли его как посильную дань восхищения перед гением Рембрандта ван Рейна, восхищения, которое объединяет ныне людей всего мира.
Тейн де Фрис.
Москва, 16 июля 1956 г.
Книга первая
I
1650 год…
Беспокойный и тяжелый год для Нидерландов. Беспокойный и тяжелый год в доме Рембрандта.
Весной появилась она, эта немощь. Долго и незаметно подкрадывалась к нему — и настигла. Сначала он пытался бороться. Яростно накинулся на работу, заставляя себя водить кистью по холсту, в надежде, что снова придет радость труда, которая увлечет его. Он натянул свои самые большие холсты: размаха рук не хватало, чтобы измерить ширину их от края до края. Самые смелые замыслы, на которые он когда-либо отваживался, должны воплотиться теперь в образы; чем выше взлет, тем удачнее творение. Но едва он принимается писать, как творческое видение покидает его; бессильно опускается рука, и он не находит в себе самом ничего, кроме немощи, пустоты.
Сейчас, летом, все в нем молчит.
Он сидит перед снятым с рамы холстом, на котором древесным углем нанесены какие-то линии; у него нет ни цели впереди, ни мыслей, он подавлен и одинок… Иногда, после многих часов тяжкого раздумья он с тайным страхом пытливо вглядывается в зеркало, которое висит на уровне его головы, и отшатывается испуганно при виде собственного лица: оно осунулось, изборождено морщинами. А глаза — глаза померкли, потускнели; под седыми дугами бровей он видит две темные впадины, откуда глядят утратившие блеск глаза.
Маг в нем умер. Он забыл волшебное слово.
Рембрандт отворачивается от зеркала.
Днем он запирается в мастерской и никого туда не пускает, даже маленького Титуса. Ученики видят его теперь только за столом, во время еды. Вначале они выражают недовольство, потом становятся непочтительными. Ван Хохстратен бесцеремонно покидает Рембрандта и возвращается в Дордрехт, братья Фабрициус начинают работать самостоятельно, а учитель как будто ровно ничего не замечает. Тишина и подавленность царят в опустевшем доме Рембрандта. Хендрикье, новая экономка, не осмеливается более петь; Титус убегает на улицу, если ему хочется затеять какую-нибудь шумную игру. Один за другим уходят в вечность дни, странные, нереальные.
