— Ваше здоровье, капитан! А как вы находите наше анжуйское?
— Чудесное! Так приятно щекотать горло! Дальше, Фаншета!
— Эти десять тысяч и еще две, которые вы прибавили после, помогли нам обзавестись кое-каким хозяйством, — продолжала она. — Прошло три или четыре года; начался мятеж Истребителей.
— Да, да, — подтвердил капитан, нахмурив брови и отвернувшись, чтоб скрыть бледность, вдруг разлившуюся по его лицу.
— Помните, как вы раз ночью неожиданно явились к нам в гостиницу?
— Меня преследовали со всех сторон; моя голова была оценена; я так хорошо это помню, точно сегодня все случилось, — мрачно отвечал он. — Полиция гналась за мной по пятам; я едва успел спрятаться в шкаф и пролежал там целую ночь под грудой белья и платья, между тем как эти дураки обыскивали весь дом от амбара до погреба.
— Тогда…
— Дайте мне договорить, Фаншета, — перебил он с лихорадочные оживлением. — Я не часто роюсь в своих воспоминаниях; сегодня мне отрадно припомнить то, что уже так давно прошло. Только через два дня полицейские, выжидавшие меня поблизости от гостиницы, думая, что мне удалось бежать, наконец ушли. Тогда ваш муж дал мне платье, лошадь и непременно сам захотел быть моим проводником в горах; целых пять дней мы шли такими тропинками, по которым и зверь неохотно решится пройти; нам удалось наконец добраться до границы, но мэтр Грипнар только тогда простился со мной, когда уверился, что я в полной безопасности. Я вам обязан жизнью, мои добрые, мои милые друзья. О, поверьте мне, такие вещи сладко вспомнить! И, что бы ни случилось, они никогда не забываются.
Капитан с таким искренним чувством, так трогательно произнес эти слова, что у мужа и жены навернулись на глазах сладкие слезы. Но наш герой никогда не поддавался умилению; он живо налил себе еще стакан вина, выпил и сказал, смеясь:
— Но все это мне нисколько не объясняет, почему вы очутились здесь?
— Оттого что вы о себе всегда забываете, капитан, — проговорила Фаншета.
— Правда, parbleu! Ну, так и не станем об этом больше говорить!
— Нет, извините, если я начала, так и кончу.
— Эге, кум! Да и ваша жена, кажется, тоже из упрямых, правда?
— Не вам ее в этом упрекать, капитан.
— Так, так, кум! Правда ваша; кончайте, Фаншета!
— С вашего позволения, — улыбнулась она. — Вы не забыли, а нарочно оставили в своей комнате очень тяжелый чемодан…
Капитан, желая скрыть смущение, выбивал ножом какой-то небывалый марш.
— Знаю, знаю… — нетерпеливо проворчал он.
