— На нем лежала сложенная вчетверо бумага, — с намерением продолжала Фаншета, — на которой было написано: «Этот чемодан и все, что в нем есть, отдается мною в полное распоряжение куму моему Грипнару и его жене; они могут делать с этим, что хотят». Я открыла чемодан и нашла там завернутые в простое платье тридцать тысяч ливров золотом…
— Тридцать тысяч ливров, да, капитан, — подтвердил мэтр Грипнар, кивнув головой.
— Э, да знаю! Что же дальше?
— Ну, а дальше, — рассказывала Фаншета, — край наш разорился, вас больше не было… вас, нашего друга и покровителя. Мы чувствовали себя грустными, несчастливыми; муж продал дом. «Если нам суждено когда-нибудь опять с ним свидеться, — сказал он мне, — так только разве в Париже». — «Поедем в Париж», — отвечала я. Вот как мы очутились на Тиктонской улице — по вашей вине, капитан, — прибавила она с улыбкой.
— Пардон, кум! Она Настояла на своем: досказала все до конца.
— Чего Богу угодно, капитан…
— Того и человек должен желать?
— Да.
— Выпьем, кум!
— Выпьем, капитан! Они чокнулись.
Глава VI,
ГДЕ КАПИТАН ВАТАН НАЧИНАЕТ ОБНАРУЖИВАТЬ СЕБЯ
В продолжение нескольких минут разговор, по-видимому, совершенно отклонился от направления, которое ему дали сначала; друзья ели, пили, смеялись ини о чем другом не думали. Это был антракт между двумя большими пьесами. Мэтр Грипнар совершенно неумышленно навел на прежнее незначительным, по-видимому, вопросом, который неожиданно задал капитану.
— Какими же судьбами, — спросил он, — считая нас в Гурдоне, вы, приехав в Париж, прямо остановились у нашей гостиницы, на Тиктонской улице? Ведь оттуда сюда далеко!
— Правда, кум, — согласился капитан с притворным равнодушием, — однако же не так далеко, как вы полагаете.
— Но я ведь проехал эту дорогу, — уверенно произнес Грипнар.
— Не спорю, только вы не понимаете меня, и я вам сейчас объясню. Приехав во Францию месяц тому назад, я, как лисица, горюющая по своей норе, прежде всего отправился в нашу милую провинцию.
— Понимаю это.
— Да не мешайте же ему говорить, мэтр Грипнар, — сказала с заметным нетерпением Фаншета.
— Прежде всего, — продолжал капитан, — я пошел в вашу гостиницу и справился о вас. Толстяк-хозяин указал, как вас найти. В одном отношении только он не мог удовлетворить мое любопытство.
— В каком же?
— А! Это уж было чисто одно любопытство, и совершенно бескорыстное, — проговорил капитан, небрежно играя ножом, хотя лицо его было бледно, как полотно.
— Не сомневаюсь, капитан; я знаю, вы не из тех, которые любят вмешиваться в чужие дела.
