Я потянулся за другой спичкой, и мне удалось совладать с пляшущими пальцами. На этот раз я задержал дыхание и почувствовал, как воздушный столб трахеи уперся в небо, сотрясаемый бешеным биением моего сердца.
Я приложил серную головку и медленно провел ею по боковой поверхности коробка. Спичка вспыхнула, осветив небольшое круглое отверстие где-то на уровне пояса. Насколько я мог судить, отверстие продолжалось узким лазом, уходившим наклонно вниз.
А дальше… Это было, как в замедленном кино. Я обернулся – хорошо помню картинку, которая менялась в моих глазах, как при покадровом воспроизведении пленки – и увидел злобного монстра, окутанного глянцевым антрацитовым сиянием. Правой рукой чудовище шарило перед собой, пытаясь нащупать меня, а левой – раздирало сомкнутые веки. До него оставалось не более трех шагов.
У меня не было ни доли секунды на раздумья. Я зажал коробок в левом кулаке и, нагнувшись, нырнул в черную дыру. Зло, которое стояло у меня за спиной, казалось более страшным.
Я с размаху уткнулся лицом во что-то липкое и непередаваемо зловонное, но все же, извиваясь, как уж, я пополз вперед.
Я задыхался и пытался кричать, но стоило мне открыть рот, как жижа, в которой я полз, пыталась забить мне горло и задушить. Поэтому вместо громкого крика у меня получалось только сдавленное фырканье. Густые вонючие брызги, срываясь с губ, попадали мне на лицо и грозили залепить глаза. Впрочем, в такой темноте глаза все равно были не нужны. Я бы ничего не увидел.
Зато я почувствовал. Тяжелый толчок позади себя и хриплый, утробный вопль, от которого у меня до сих пор кровь стынет в жилах.
Мне почудилось, что низкий свод лаза, где я полз, сейчас обрушится и задавит меня, как червяка, но, видимо, порода, в которой неизвестно кем и неизвестно когда были проделаны эти причудливые ходы, оказалась достаточно крепкой.
Ощущение толчка, заставившего задрожать пол, стены и потолок, дополнилось звучным шлепком – будто с размаху ударили огромной лопатой по влажной глине.
Вопль повторился, и теперь он стал просто душераздирающим. Чудовище что-то орало на неведомом языке, и главной эмоцией в этом крике было предельное отчаяние. Даже, правильнее сказать, запредельное.
Я перевернулся на спину, приподнял голову и согнул ноги в коленях. Так было легче ползти – отталкиваясь и продвигаясь спиной вперед. Я чувствовал, что левая рука у меня оставалась сухой. "Значит, и спички тоже целы", – промелькнуло в голове.
