— Сын у меня еще скажет свое слово!..
Из дверей аэровокзала выбежали на зеленое поле аэродрома отец и его дружки. Их резкие голоса разнеслись по всему полю.
— ...Наше слово, бандуреевское!
Лукин, стоявший поодаль от трапа, сдвинул пушистые брови и встретил отца в упор своим прямым взглядом. И отец остановился, словно наскочил на неодолимое препятствие. Но стоило ему ощутить по бокам, чуть сзади, дружков, как он заговорил хриплым насмешливым голосом:
— Что, Лукин, не удалось списать Бандуреева?
— Твое счастье, — ответил Лукин, — время еще позволяет тебе гарцевать!
— Мое счастье — вон оно! — кивнул отец на Игоря. — С медалью школу закончил, с золотой!
— Не заслонила б эта медаль солнце ему, — заметил Лукин.
— Он большим человеком станет! — повысил голос отец, и у него заалели ноздри. — С моей помощью и до солнца достанет.
— Твоя помощь опасней медвежьей услуги!
— Смотря для кого!..
— Граждане провожающие!.. — заглушил громкоговоритель гвалт.
Игорь отступил в самолет и забился в кресло рядом с Любой.
Взревели моторы, залихорадило пол, поплыл деревянный теремок аэровокзала. Навстречу промчались белые баки с горючим, и выросла стена тайги. Казалось, самолет неминуемо врежется в гущу деревьев. И тогда враз, в один миг кончится все и радостное, и горькое сегодняшнего дня, не будет неясного продолжения. Но самолет подпрыгнул и понесся над деревьями. Внизу заворочались гольцы, проплыла серая гладь Витима и замелькали домики с квадратами огородов.
Сначала высота и скорость отвлекли, но через несколько минут все стало на свои места. Тяжелые, как валуны, мысли заворочались в быстром потоке происшедшего. Игорь и не предполагал, что Лукин так долго будет помнить промах отца. Неужели отец совершил такую уж непоправимую ошибку? Понятно, был бы Васька Гиблое Дело близок Лукину. А то никакая не родня. Что же он так позорит отца за то преследование? Почему не хочет забыть то дело? Хотя отец тоже хорош — нет, чтобы тихо-спокойно жить, нарочно обращает на себя внимание. Корчит из себя невинно пострадавшего! Как заставить его образумиться, задумался Игорь.
Прохладная ладошка Любы коснулась его лба.
— Устал? — спросила она.
— Да, нелегкая была посадка, — откликнулся он.
Тяготил разговор отца и Лукина. «Нашел к чему прицепиться Дмитрий Гурович, к моей золотой медали, — удивился про себя еще раз Игорь. — Да это же пропуск в образование, за которое вы сами так стоите! Получила бы Люба хоть серебряную, легче было б сейчас у меня на душе!»
