Игорь сосредоточился и стал вместе с мерной поступью поднимать красноречивый взгляд к суровому лицу Лукина. И в этот миг хлопнула дверь вокзала, раздался хмельной голос отца:
— Вот он! Глядите! Сокол мой!
— Хорош богатырь, — загалдели двое отцовских дружков, одетых, несмотря на жару, в потертый кожан и габардиновый плащ. — Добрая смена!
Карманы у отца и у дружков оттопыривались.
— Обмыть надо проводы, как водится!
Лицо матери почернело, рот свело, как от кислой ягоды. Она бросилась к двери и загородила дорогу отцу. Тот начал что-то выговаривать ей.
— Граждане пассажиры, — зашипел громкоговоритель, — объявляется посадка на рейс...
Толпа зашумела. Люди похватали чемоданы и ринулись на зеленое поле аэродрома. Лукин взял Любу под локоть и, прихрамывая, повел дочь к выходу на посадку. Игорь бестолково пошел вслед за ними. За его спиной раздалось частое дыхание матери.
— Ну, надо же, — сказала она и засеменила рядом. — Однако принесла его нелегкая... Да еще с этими друзьями!
Игорь оглянулся. Отец тоже догонял его, на ходу вынимая из кармана своих галифе бутылку шампанского. У него было красное от натуги лицо. Дружки вытягивали из своих карманов стакан и маслянистый пакет.
— Не торопись, сынок, без нас не улетит! — сострил отец под смех дружков.
Игорь остановился и подождал всех.
— Давай я, — предложил он и рванул бутылку из отцовского кармана. На пол посыпались мелкие монетки, крошки хлеба и табака. Мать бросилась подбирать монеты, а отец сорвал фольгу с горлышка и раскрутил проволоку на бутылке.
Хлопок разнесся по всему вокзалу. Даже бегущие на посадку люди повернулись в сторону отца. А тот, гордо улыбаясь, подставил стакан под шампанское и подал его Игорю.
— Давай, сын, выпьем, чтоб училось тебе легко!
— Я не пью, — замотал головой Игорь.
— Да выпей с отцом, сынка, — попросила мать, поднимая на него глаза, полные мольбы.
Игорь категорически покрутил головой и взялся за чемодан.
— Пусть здоровье бережет, — поддержал его один из спутников отца.
— Пить начать никогда не поздно, — поддакнул другой.
— А он у меня вообще не будет спиртного в рот брать, — начал доказывать отец. — Я из него сделаю человека...
— Абсолютно так, — рявкнул один дружок.
— Совершенно верно, — добавил другой.
Игорь тронул мать за рукав ее старенькой кофты, и они пошли на посадку.
— Ты отца на людях-то не позорь, — сказала мать.
— Я не хочу во всем походить на отца, — ответил Игорь.
Мать охнула и отстала.
Металлический трап загудел под каблуками Игоря. Сверху увидел он, как много обелилось волос на голове матери, как глубоко запали щеки и выпятились скулы. Теперь мать казалась куда больше якуткой, чем русской. А раньше было наоборот. И отец раньше больше слушался ее. В таких вот шебутных случаях она останавливала его немигучими глазами, да так, что отец осекался на ходу. Мать как бы напоминала ему о той минуте, когда он в отчаянном порыве спускал последние пузыри воздуха под водой и опутывался сильнее мокрой бечевкой. И еще недавно отца леденил этот взгляд матери. Но после шаманской истории отец стал выходить из повиновения. Ему как бы наплевать на то, что мать когда-то спасла его в устье Шаманки. А больше у матери ничего не было такого, чем бы она могла остановить разошедшегося отца: ни красноречия, ни образованности, ни сильного характера, ни влиятельной родни. Сын и тот улетал от нее теперь. И матери оставалось только молить судьбу послать другой случай, похожий на тот, в тридцать третьем, когда бы она вновь проявила свою таежную выучку и приковала к себе отца. Но разве такое повторится?
