Игорь брел по грязи, радуясь ненастной погоде. Было немного прохожих, и он благополучно добрался до магазина. Перед крыльцом натянул кепку на самую переносицу. Открыл дверь.
— Кто последний? — спросил он, изменив свою мальчишечью фистулу на басок.
Его не расслышали. Очередь гудела, будто здесь был не магазин, а целый рынок.
Игорь спросил громче.
— Я, паренечек, я, — ответила старуха в плюшевой тужурке.
Заняли очередь и за ним. Игорь увидел, что его не узнают. Все заняты разговором.
— Надо ж, стрелять в живых людей, как в собак, — плакалась старушка в плюшевой тужурке, — а еще начальство!
— Говорят, в упор стрелял, — басил дед в шинели пожарника.
— Человека убить что палец уколоть, — встряла краснолицая женщина, давно порывавшаяся сказать свое слово. — О-о-ох, люди пошли: из-за железки горло перервут.
— Не верьте, бабы, — пискнула молодайка и пристукнула белыми чесанками в галошах. — Мой грит: они сопротивление оказывали...
— А-а-а, — зашумела очередь. — Они-то не стрелили, а он стрелил...
— Васька, кому он зло мог принести?
— Надо было на месте сидеть, не искать сомнительного фарту...
— Брось, Мотька, твой у Бандуреева пятки лижет.
— Начальство оправдываешь, Мотька!
— Васька, он все жилу кичился открыть.
— За ней и побежал, за коренной жилой.
— А полуглиссер зачем угнали управленческий?
— Они гоняют — им ничего, и на охоту, и на рыбалку, а людям по делу съездить — шиш под нос!
— Спросить надо было, а не самовольничать!
— Попробуй спроси!
— Погонят и еще дадут!
— Шмеля жалко — посадят если...
— Тогда и Бандуреева не пощадят!
— Теперь такое даром не пройдет!
— Отначальствовал!
Игорь двигался к весам, все сильней сгибаясь. Его знобило, и каждую секунду хотелось закричать на очередь, чтобы замолчали. Никто ничего толком не знал, а старался перекричать другого. За что не любили они отца? Он же за порядок был, против расхитительства. А вся очередь на стороне самовольников!
Игорь несколько раз хотел вырваться, убежать подальше от этих людей. Но решал каждый раз, что горячиться по-отцовски не следует. Выстоял, вытерпел и получил горячую буханку.
Он рванулся из магазина, будто его тут могли растоптать.
Запах черного хлеба щекотал ему ноздри. Игорь не заметил, как сдавил буханку. Она сплющилась, словно была из глины. Пришлось выправлять ее на ходу.
«Разберутся без вашего крика, — думал он, слизывая с губ слезы. — Отец не виноват... Разберутся... Найдут и отца тогда простят».
Перед домом Игорь вытер слезы. И тут же нахмурился.
