Для Фрейда совершенно ясно, что, имея дело со сновидением, мы должны неуклонно избегать поисков так называемого «символического значения» как всей совокупности сна, так и его составляющих; мы не должны задаваться вопросом «что означает этот дом? в чем смысл лодки на крыше? что символизирует бегущая фигура?» Мы должны переводить объекты на язык слов, делать своего рода обратный перевод, заменяя вещи означающими их словами. В ребусе вещи буквально замещают слова, свои означающие. Теперь мы понимаем, почему совершенно бессмысленно описывать переход от словесных представлений (Wort-Stellungen) к вещественным представлениям (Sach-Stellungen) — так называемым «соображениям репрезентабельности» в работе сновидения — как некий «регресс» от языка к доязыковому представлению. В сновидении «вещи» сами уже «структурированы как язык», их последовательность определяется цепочкой означающих, которые они замещают. Означаемое этой цепи, которого мы достигаем, снова переводя вещи в слова, есть «мысль сновидения». На уровне смысла, «мысль сновидения» никоим образом не связана по своему содержанию с представленными в сновидении предметами (как и в ребусе, разгадка которого никоим образом не связана со значением изображенных в нем предметов). Если мы ищем в представленных в сновидении предметах некоего «глубинного, скрытого смысла», то мы становимся слепы к выраженной в нем подспудной «мысли сновидения». Связь между непосредственным содержанием сновидения и его подспудной мыслью существует только на уровне игры слов, т. е. на уровне абсурдного знакового материала. Вспомним аристандрово знаменитое толкование сна Александра Македонского, описанное Артемидором. Александр окружил Тир и взял его в осаду, но был очень обеспокоен тем, что осада займет долгое время. Александру приснился сатир, танцующий на его щите. Случилось так, что Аристандр был в то время в окрестностях Тира. Разделив слово «satyros» на «sa» и «tyros», он рекомендовал царю держать осаду до победного конца. Как мы видим, Аристандр вовсе не обратил внимания на возможное «символическое значение» фигуры пляшущего сатира (страстное желание? веселье?): напротив, он сосредоточил все свое внимание на слове и, разделив его, получил смысл сна: sa Tyros = «Тир твой».
Однако между ребусом и сновидением есть определенная разница, благодаря которой толковать ребус гораздо легче. Ребус подобен сновидению, которое не подверглось «вторичной обработке», цель которой — удовлетворить «необходимость унификации». Поэтому ребус непосредственно воспринимается как нечто «абсурдное», как мешанина бессвязных разнородных элементов, в то время как сновидение скрывает свою абсурдность с помощью «вторичной обработки», которая придает сновидению хотя бы внешнюю связность и единство. Поэтому образ пляшущего сатира предстает как органическое целое, в нем нет ничего, что могло бы указывать, что единственная причина его появления — необходимость дать олицетворить в воображении цепочку означающих «sa Tyros». В этом заключается роль воображаемой «тотальности смысла», конечного результата работы сновидения: сделать нас — прикинувшись органической целостностью — слепыми к настоящей причине его появления.
