Васильич сочувственно покачал головой; но сам весь внутренне подобрался — он уже начал догадываться, куда клонит этот "подлинный знаток" и "настоящий ценитель".
— Видите ли, я хочу подписать длительный и очень выгодный контракт с вашим воздушным гимнастом, тем самым, который сегодня исполнил тройное сальто — на мой взгляд, просто блестяще исполнил.
Васильич снова покачал головой — на этот раз уже озадаченно:
— Понимаете… Боюсь, что ваше предложение несколько преждевременно… Мы сейчас гастролируем… Все артисты связаны определенными обязательствами… К тому же, я не уверен, что это правильно — приглашать одного только летающего. У них — слаженный, отрепетированный номер; Евгений — прекрасный партнер…
— Нет, ловетор мне не нужен, — прервал Васильича незнакомец, — один только летающий. Я собираю сводный отряд ангелов — своих собственных, с синими крылышками на плечах, — и он весело рассмеялся.
— Ну нет, — ответил Васильич, — думаю, что он на это не пойдет. Зачем разбивать хороший аттракцион? Не хочу вас огорчать, но…
— Вы меня нисколько не огорчите, — снова улыбка, но теперь немного снисходительная, — тем более, что мы с ним обо всем уже договорились. Остались сущие пустяки — подписать бумаги; формальность, не более того. Просто я хотел бы сделать это в вашем присутствии — чтобы сразу обсудить размер неустойки.
— Как?! Какой неустойки?
— Я готов выплатить определенную сумму — в качестве компенсации за преждевременное расторжение контракта. Какая сумма указана в вашем договоре?
— В договоре? Да у нас, собственно… Я давно его знаю… И я никогда бы не подумал…
— Если я вас правильно понял, подобная возможность никак специально не оговаривалась?
— Нет.
— Тем более. Значит, артист свободен от любых обязательств перед цирком. Ну что ж, тогда всего вам хорошего! — импресарио встал и вышел из кабинета.
Некоторое время директор сидел неподвижно, упершись невидящим взглядом в старую потрепанную афишу, висевшую на стене.
За дверью послышался шум. Васильич тяжело поднялся, раздумывая, что сказать труппе; и, главное, как объяснить ловетору, Евгению, что он остался не у дел. Но хлипкая дверь вдруг распахнулась от мощного удара; в кабинет ворвался взбешенный Костыль. Он был вне себя от ярости: размахивал пистолетом, брызгал слюной; двое охранников держали на мушке Козупея и Сержика.
— Какого черта?! — закричал Костыль. — Я с тобой обошелся, как с человеком — даже денег не взял! А ты? Что ты делаешь? Как это понимать?
