Тот недовольно посмотрел на незнакомца, но отказать не мог:
— Я директор. Проходите, пожалуйста, в мой кабинет, — и Васильич широко повел рукой, приглашая незваного гостя проследовать в маленькую конурку, которую он пышно именовал "кабинетом директора".
Едва дверь за ними закрылась, как Сержик вместе с Козупеем тихонько подошли к ней поближе и стали осторожно прислушиваться к разговору, происходившему между директором и загадочным посетителем.
— Чем могу помочь? — сухо поинтересовался Васильич. — И, простите за любопытство, с кем имею честь?
Вместо ответа незнакомец протянул визитку: прямоугольный кусочек плотного картона с золотым обрезом. Васильич не торопясь достал из потайного кармана футляр, из футляра — очки в металлической оправе, медленно протер квадратные стекла, степенно охватил дужками мясистый нос и большие красные уши, после чего внимательно изучил четыре ровные строчки, набранные кудрявой латиницей.
— Ну что ж, очень приятно, — произнес он и даже привстал со стула; голос его потеплел. — Чем, как говорится, могу? — повторил он.
Таинственный собеседник одарил его лучезарной улыбкой, подпустив самую малую — но все же заметную — толику высокомерия, и фамильярно потрепал по руке:
— Да ну что вы, любезнейший! Разве ж я за помощью пришел? Откровенно говоря, я осмелился придти потому только, что не могу сдерживать охватившие меня чувства! Позвольте выразить самое искреннее восхищение вашим феерическим представлением! Право же, никогда не видел ничего подобного! У вас в труппе все — замечательные артисты! Все, как на подбор! Уж можете мне поверить: я в своем деле — специалист из лучших!
Васильич от удовольствия даже покраснел; но надо отдать ему должное — он не стал упиваться наигранной скромностью и фальшиво восклицать: "Ой, ну что вы! Вы нам льстите!". Он с достоинством поклонился и сдержанно подтвердил:
— Да. Вы правы. Артисты у нас хорошие. Мне очень приятно встретить настоящего ценителя, подлинного знатока циркового искусства.
В глазах у незнакомца сверкнули зеленые искры; бриллиант на мизинце ответил слепящим голубоватым проблеском.
— Да, я действительно знаток, — самодовольно повторил импресарио. — Я знаю очень многое, — он, казалось, о чем-то глубоко задумался; затем стряхнул внезапно нахлынувшее оцепенение и продолжал. — Труппа ваша чудо как хороша, и будь моя воля, я бы устроил ангажемент всем! Всем без исключения, но… К сожалению, публику в последнее время не интересуют просто хорошие артисты; ей подавай либо вовсе уникальных, либо — самую обычную посредственность, не слишком талантливую, зато простую и доступную для понимания. Увы! — он с печальным видом развел руками.
