Впереди показались ещё двое; после перезарядки и пяти выстрелов, карабин издал глухой щелчок, а на улице впереди не осталось ни одного блотспрайта.
— Потому что так решил ПипБак, — чинно ответила я, поглядывая на сгущающиеся тучи. Явно собирался дождь. — Кто знает? Может, в конце мы встретим гуля, которого это письмо растрогает так, что он даст нам убойную серебряную пулю и ею я смогу испарить любого монстра, которого отправит к нам Сангвин.
— Ну или, знаешь, который сожрет твой мозг, — усмехнулась Глори.
— Вечно все про мозги думают. Серьёзно. Гули не смогут прогрызть череп, — немного презрительно фыркнула Рампейдж. — Им больше нравятся органы помягче. Печень. Легкие. Ну и типа того.
Мой желудок чуть не взбунтовался.
— Да, только этого услышать не хватало.
Глори задумчиво нахмурилась и посмотрела на меня.
— Это правда?
— Почему ты меня об этом спрашиваешь? — ответила я, нервно усмехнувшись. — Мне с головой хватило и каннибализма рейдеров. Не хочу даже думать про гульскую диету. Можешь спросить одного из них, когда встретим.
— Знаю, знаю, — она фыркнула и хлопнула крыльями. — Во мне просто заговорил ученый. Ну, то есть, они же бессмертны и лечатся радиацией, откуда тогда такая тяга к еде? Это рефлекс? Инстинкт? Им на самом деле нужно есть или просто пони на вкус так хороши?
— Итак… Падшая Глори — ученый? — с лёгкой улыбкой спросил П-21. Глори чуть не споткнулась. Я хмуро взглянула на синего жеребца, но ему, разумеется, было наплевать.
Светло-серая пегаска сдвинула брови.
— Я… я не знаю… но Глори, по крайней мере, любопытная пони.
Я улыбнулась. Монин Глори была застенчивой, боязливой и преданной пегаской. Глори была любопытной, но подозрительной. Какой окажется Падшая? Я надеялась, что это будет всего лишь маска, которую одевала Глори, когда была в Анклаве.
— Так кому мы несем это барахло? — спросила Рампейдж, пнув в сторону выглядывающий из воды череп.
Я присмотрелась к выцветшим буквам на конверте.
— Мистеру и миссис Кейк в… — я прочла дальше и запнулась. — Сахарный Уголок…
Ветхое, покосившееся в сторону аллеи здание привалилось к обгоревшему каркасу своего соседа. Яркая розовая краска посерела и стала больше напоминать цвет плоти; белая краска потемнела и отслоилась из-за постоянной влажности. Дождь так деформировал крышу, что она стала похожа на кожу гуля. Башенка в виде стопки кексов теперь накренилась в сторону, как грозящий кулак, и время от времени скрипела. Одна стена почернела, но не сгорела, что говорило о высокой прочности здания. В грязи, перед магазином валялось много декоративных пластиковых сладостей. Из покореженных оконных рам торчали осколки цветного стекла, из-за чего сами окна стали похожи на сощуренные глаза. Над входной дверью, на одном креплении болталась вывеска: «Сахарный уголок», а под ней: «Торты и кондитерские изделия.»
