Отец Морозильника был хорошим охотником. В лес он всегда шел ща несколько дней до полнолуния или через несколько дней после него, когда в лесу светло, но никогда он не ходил в лес в само полнолуние, потому что тогда в лесу слишком светло, и звери чувствуют, что на них кто-то охотится, что кто-то идет их убить, и ведут себя осторожно. Звери они не дураки. Люди – да, потому что у них уже нет старого инстинкта, а у зверей он все время с ними. Старик Морозильника замечательно за ними охотился. Пока его самого не заловил другой охотник. Среди охотников такое случается. И вовсе не обязательно, чтобы оба были пьяные.
Мы сидим в "Северянке", нам хорошо, и мы пьем очередную рюмочку охотничьей.
А потом время вдруг останавливается и отступает, и делается тихо, а я, ни с того, ни с сего, вдруг вспоминаю, как мы раз просидели в "Северянке" все Рождество. А потом время перескочило, и я увидел Рождество у нас дома. Наш старик тоже любил "охотничью" и говорил: "Она как виски, на вкус то же самое. Чехословацкий виски. Гораждо лучше настоящего".
А потом время снова перескакивает, и я вижу еще другое Рождество. Все были дома, торчали перед телевизорами, но мы, из "Северянки", сидели здесь, точно так же, как сегодня, я, Морозильник и тогда еще мама Сильвы. И тоже пили охотничью, и Морозильник в полночь мотнулся домой, принес старое отцовское ружье и стрелял в воздух вместо фейерверков.
И орал во всю глотку: "За моего старика! За твоего старика! За всех стариков!".
Спокуха.
Спокуха.
Спокуха.
Вот то ружье, что висит над барной стойкой – это его.
Уголок охотника.
Старик Морозильника вытащил его под пальто с оружейной фабрики, на которой работал. Много наших стариков работало тогда на оружейной фабрике. И стариков наших стариков. Чехия – в качестве оружейная фабрика Европы. В Чехии уют, кнедлики, мир и покой. А в мире – война, жестокость, чешское оружие и вой сирен.
Чешский юмор.
Сегодня уже никто не работает руками. Один я.
Все сидят в офисах, управляют миром или хотя бы автомобилем.
Но я до сих пор работаю руками. И буду ними работать.
Старый, добрый ручной труд.
И вдруг я снова в другом месте, вижу другое Рождество – у нас дома.
Понятия не имею, почему чаще всего я вижу Рождество.
Может – это по причине этой хрупкой тишины.
Весь город отупевший, оглохший и выкрашенный в серо-белый цвет, все радуются и переживают стрессы.
Наш старик вечно говорит: "Все праздники будем друг к другу милыми. Не будем ссориться. Будем друг к другу вежливыми. Обещайте".
