Ожидая, когда Сергей что-нибудь скажет, он достал бутылку коньяка и два стакана. По ходу дела он шутил и приговаривал: «Как зампотыл ты мог бы обеспечить штаб и рюмками».
Сергей молчал.
Володя продолжал: «Неплохой офицер, когда трезвый. Может любую обстановку на карту нанести. Почерк прекрасный».
Сергей перебил его: «Володя, ты на самом деле такой или не понимаешь, что происходит. Мы все давно занимаем клетки в штатном расписании и всё. Мне просто жалко твоего мобиста и тебя, ибо вы оба как дети, только по-разному спасаетесь».
Володя стал серьёзен и проговорил: «Ну, уволим мы его, думаешь, другой будет лучше, но самое главное, будет ли другой вообще. Я уже не знаю, что мне со всеми этими документами делать. Бумаг стало больше, офицеров меньше. Бред какой-то».
Сергей его перебил: «Ты знаешь, мне что-то стало очень не везти в последнее время. На прошлой неделе мы точно так же пили коньяк с замом по вооружению. Кстати, по почти такой же причине».
«Наслышан, – проявил осведомлённость начальник штаба, – два ящика гранат под кроватью у начальника склада вооружений, бросание в форточку взрыв пакетов, пьяные оргии в общежитии».
«Вот именно, проблема в том, что наш «отец-командир» даже не понял того, что произошло. Этот вор прапорщик даже выговора не получил, а боеприпасы, кстати, до сих пор лежат в кладовой общежития под «замком». А ты о пьяном «мобисте». Проспится, – сказал Сергей и добавил: «Открыть не забудь, а то проснётся, жаждою томим, а этаж второй».
Сергей вернулся в свой кабинет. Он посмотрел на часы. Наступало время обеда и послеобеденной дрёмы. До своего, такого неожиданного прозрения на свою службу и на свою жизнь в армии его устраивало всё, даже двухчасовой обед, предусматривающий глубокий сон. После прозрения остался один сон. Чтобы не тратить время на переходы от части домой и обратно, он ушёл спать в казарму.
Казарма ещё с курсантской поры оказывала на него какое-то магическое действие своим порядком и силой. При хорошо поставленной службе с теми, кто находился в казарме, ничего не могло случиться. При плохо поставленной службе в казарме, наоборот, могло произойти всё что угодно. Но суть казармы, её сила и порядок оставались в его чувствах неизменными. Он её даже любил, как любил ходить по плацу строем. Когда сотня человек одновременно кричит, выдыхая одну песню, одновременно ударяет то правой, то левой ногой о плац, и если ты в этом строю, то начинаешь понимать не только силу, но и людскую, военную мощь.
