Лёжа на диване, Абисогом-ага заснул. Однако во сне он тяжело всхрапывал, ворочался и время от времени выкрикивал: «Убирайтесь вон, у меня нет больше денег!», из чего можно было заключить, что даже когда он спал, редактора, учителя и пииты продолжали его донимать. Так беспокойно проспав часа три, бедняга вдруг издал ужасный крик и открыл глаза. Полагаю, что разбужен он был, вероятно, одним из редакторов, схватившим его за горло и грозившимся удушить, «если вы не соблаговолите подписаться на мою газету…» «Господи, помилуй… здесь не отдохнёшь», – простонал, протирая глаза, Абисогом-ага.
Потом, встав с дивана, он зажёг лампу и крикнул Манука-агу, чтобы тот принёс ему поесть. Минут через пятнадцать еда была подана; за едой последовала чашка кофе, а после кофе пришло время сна. Абисогом-ага разделся и лёг в постель. Надо ли говорить, что и на этот раз сон у него был не сладкий– Проснулся он рано утром, быстро умылся, оделся и, выйдя из дому, решительно направил стопы в мастерскую господина Дереника. Мастерская была ещё закрыта, и вследствие этого Абисогом-ага побродил по улицам Пера, поглазел на прохожих.
В четыре часа (по турецкому времени) мастерская открылась, и наш герой, поднявшись на приступок, вошёл в небольшое помещение, стены которого были сплошь завешаны фотографиями различных размеров; сам Дереник, сидя за столиком, читал газету.
– Добро пожаловать, Абисогом-ага, милости прошу, садитесь, пожалуйста, вот сюда, – сказал Дереник, встав и положив газету на столик. Затем он оборотился к сидевшему рядом с ним писарю и знаком велел позаботиться о кофе.
– Я тороплюсь, снимай портрет здесь да поскорей, – сегодня у меня много важных дел, мне нужно с несколькими большими людьми повидаться.
– Извольте, воля ваша.
– Я тебе говорил – хочу, чтобы портрет был богатый. Сделай так: я сижу в кресле, передо мной – двое моих слуг и одна служанка… И будто я не здесь, а в своём имении, а вокруг меня по эту сторону чтобы, скажем, пахали, а по другую – доили коров, тут паслись овцы, там сеяли, тут жали, там косили, тут заквашивали молоко, там собирали арбузы, тут сбивали масло, там утки в озере плавали, тут в лесу чтобы рубили дрова, там на возах пшеницу везли, там… словом, всё, что есть в имении, пускай и на моём портрете будет.
– Эти ваши желания исполнить невозможно, могу лишь, пожалуй, двух-трёх слуг поместить…
– Почему невозможно?
– Ну так, невозможно.
– А в каком виде у тебя большие люди снимаются?
