– Я не смог убедить Абисогома-агу… Ему кажется, что я пришёл единственно для того, чтобы обмануть его, – сказал фотограф.
– Нет, нет, наш фотограф – образец честности, – вступился Манук-ага.
– Я сказал, что такой большой и замечательный человек, каков Абисогом-ага, не может не иметь своего портрета.
– Да, конечно, однако он должен иметь не один портрет, а много портретов, притом – разных. К примеру говоря, двенадцать штук маленьких, двенадцать штук средних, двенадцать штук больших, двенадцать – во весь рост, двенадцать – по пояс, двенадцать – сидя прямо, двенадцать – лёжа, двенадцать – закинув ногу на ногу, двенадцать – положив руку на руку, двенадцать – подперев рукой голову, двенадцать – та же рука на столе, ещё столько же – с тростью в руке, ещё столько же – с улыбкой на лице, ещё столько же – с грустным лицом и ещё двенадцать – с лицом не грустным, но и не весёлым… Да, Абисогом-ага. И если вы сниметесь не во всех этих позах, то унизите сами себя, это – вопрос чести,
– Ты правду говоришь? – спросил Абисогом-ага.
– Что мне за интерес говорить вам неправду?! Если вы не обзаведётесь своими портретами, на вас будут коситься. Ведь их все большие люди имеют.
– И по стольку штук, сколько ты назвал? Ты это хорошо знаешь?
– Да.
– А у маленьких людей тоже по стольку?
– У маленьких меньше, те по три или, много-много, по шесть карточек берут.
– Никогда не думал, что каким-то карточкам такую важность у вас придают.
– Теперь только портретам и придают значение, и чем лучше ты на них выглядишь, тем больше значишь.
– Понимаю, у вас у каждого, говоришь, есть свои портреты…
Но как по ним узнаёте, кто большой человек, а кто маленький? Вот если бы только большие снимались…
– Дело в том, что портреты больших людей – больших же размеров и отпечатаны на блестящей бумаге.
– Вот как! Ладно… А можно, чтобы на этой бумаге вместе со мной были и мои слуги, стояли против меня навытяжку?
– Отчего же нельзя, можно.
– Правда?
– Можно, пожалуй.
– У меня есть также и поместья, где много коров, овец, лошадей, гусей, уток… Нельзя ли их тоже где-нибудь сбоку пристроить?
– Их нельзя, но слуг – было бы даже неплохо. Не так ли, господин Дереник?
– Да, – сказал фотограф.
– А нельзя ли, – снова полюбопытствовал Абисогом-ага, – хотя бы написать под нашим портретом, мол, у этого человека собственные имения, лошади, коровы, ишаки?
– Написать нельзя… Оно и можно, однако таких надписей у нас обыкновенно не делают. Да и не нужна она вам, ведь скоро и так всем станет известно, кто вы есть.
