— Учитель воспользовался бы своими знаниями, если бы от них был бы толк. Ты вот ученый человек, а что с того? Мой отец ничему не учился, а в доме его слушались больше, чем тебя.
И Юсуф тихо и доверительно добавлял:
— Вот матушка Шахенде ворчит ночи напролет: а ты ничего не можешь поделать. На что же тогда твоя ученость?
В этих детских словах было немало правды. И то, что мальчик своим умом дошел до понимания такой простой истины, огорчило Саляхаттина-бея. Он решил оставить Юсуфа в покое. Шахенде, хотя и ругалась, в глубине души была довольна. Поручив Муаззез Юсу-фу, она могла гулять сколько душе угодно. Ей не приходилось испытывать неудобства, таская дочь повсюду за собой, или волноваться, оставляя ее дома одну.
Так вот и рос маленький Юсуф, — как дикое инжирное деревце на развалинах городской стены, — трудно и немного нескладно, но зато гордо и независимо.
В те годы Эдремит, расположенный на склонах трех холмов — Гамтепе, Ибрахимдже-кей и Тавшанбайыры, — был довольно большим и приятным касаба[6].
Пересекая его из конца в конец, вдоль мощеных улиц протекали две речушки, которые соединялись у Нижнего рынка, а чуть пониже общим потоком впадали в реку Бюкжчай, огибавшую город.
Стоило взобраться на один из холмов, и глазам открывалась редкостная панорама. Густая листва инжирных деревьев, кроны тута и олив почти совсем закрывали замшелые, почерневшие черепичные крыши домов; высокие белесые тополя, одиноко стоявшие на окраинах, в центре, вдоль речушек, тянулись прерывистыми цепочками; среди яркой зелени высилось более двадцати ослепительно белых минаретов, и смотревшему издали казалось, что они слегка раскачиваются, точно так же, как тополя; тускло поблескивал огромный свинцовый купол соборной мечети Куршунлу на Верхнем рынке. В этой картине была такая же стройность и гармония, как если бы она была создана художником.
Весь город — скопление черепичных крыш, деревья, минареты — был опоясан светлой зеленью виноградников и садов, а вокруг этого зеленого пояса, насколько хватало глаз, были разбросаны темнолистные оливковые рощи.
Вид центральной части города говорил о том, что там живут ремесленники и торговцы средней руки. Вдоль узких улочек теснились деревянные, похожие друг на друга, но довольно красивые домики, с садом при каждом. Возвышавшиеся среди них большие оштукатуренные особняки городской знати, с широкими двухстворчатыми дверьми и запыленными изображениями военных кораблей на выступах вторых этажей, нависавших над улицей, казались сказочными дворцами.
