Поздние новеллы | страница 75
Вовсю я старался. Был я поэтом!
Поскольку везде, где любовь наша к слову
Пышет, сливаясь с любовью иной, где мешается с жизнью,
Смело скажу о поэзии горней. Тут слово на месте.
Помни, однако, былое! Не канул тот стыд застарелый,
Тайный позор, неудача, в которой боялся признаться,
Как добродетели убыль глодала тебя, но как жатву
Жал ты, однако, восторги… А горечь во рту всё осталась.
Ведом тебе этот опыт нездешний — бросался ты долу,
Слёзы лились, а твой дух и метался, и к песне стремился…
Пыл отпылал, отгорел, и на круги своя всё вернулось.
Труд ибо начат тогда был трезвения, труд охлажденья,
Хмель истребивший и песнь превративший в моральную
притчу.
Так ведь всё было? А что за причина? Испуг пред полетом?
Знал ведь ты сердцем, что должно тебе, что не должно,
и скромность, Меру умел соблюсти. Но нутро всё горело от боли:
Вдруг то ошибка? Неужто теперь так и будет? Неужто
Тем всё и кончится? Вечный теперь ты прозаик, писатель?
И никогда не побыть настоящим тебе стихотворцем?
Так положила судьба? Так привиделось ей?
Что ж, посмотрим! Метр я знаю один, им и греки, и немцы творили.
Столь он умерен, задумчив и правильно-весел,
Между разумною речью и пением посередине,
Праздничность с трезвостью перемежает. Описывать страсти,
Кисточкой тонкой движенья души оттенять не способен.
Внешний же мир отражать, что под солнцем и чувства
ласкает,
Форм изобилие передавать как никто он умеет.
Поговорить не дурак, отступлений совсем не стыдится.
Лучше всего по-домашнему, в теплом уюте родится.
Рано запал он мне в душу, в немецком, родном изложеньи.
Мальчиком битвы Хронида постичь я пытался; индейцы
Не бередили мне душу. Тогда-то и стал этот метр мне
Близок; удобно его мне читать, а порою входил он
В прозу мою, превращая небрежный галоп в хороводы, —
Вам не бросались в глаза переходы, а если бросались —
Редко. Так даруй, о Муза, мне шаг шестистопный, пора уж.
Пробил мой час, и явился мне нынче чудеснейший повод,
Ибо и спеть, и поведать хочу о дитяти, ребенке;
Меньший он, мне был дарован в труднейшее время,
не молод
Был я уже. И того, что свершить не сумели порывы,
Чувство отцовства свершило: и стал я отныне поэтом.
О напоследок рождённая, та, что, однако, по сути
Перворождённая! Ибо в тот миг, когда снова отцом я
Стал, когда ты родилась, за моими простёрлись плечами
Зреющей жизни лета. Уже братья твои и сестрёнки,
Четверо умных, послушных и добрых детей, подрастали:
Меньшему — семь, а большому — тринадцать, почти что