Рассказав о себе — она аспирантка ветеринарного факультета, — героиня переходит к «нему».
Ты пригласил меня, как в двери.
В любовь.
Поэтесса стремится к оригинальности во всем. Это — ее право. Можно было бы, правда, приглашать в комнату — старо, обычно, а вот в двери — свежо.
Точно так же, когда мы читаем:
Предупредив беду
лихую.
По дороге, может быть,
Заеду в светлую
чайную,
Где любят все
поговорить.
Иной педант начнет доказывать, что правильнее не «чайная», а «чайная». Но ведь «чайная» говорят все, и этого достаточно, чтобы поэтесса рифмовала «чайную» — «лихую».
Начиная описание «его», героиня делает небольшое отступление философского характера. Она высказывает мысль, что разные люди ведут себя по-разному:
Один купается в мороз
И на волне скользит удало,
Другой в опилки словно врос.
Развинчивая удава.
Кое-что неясно. Если купание в мороз — откуда волны? Буря в проруби? И зачем понадобилось врастать в опилки? Разве что для того, чтобы развинтить удава. Кто знает, может быть, действительно так их и развинчивают.
И вот героиня непосредственно переходит к нему, подробно его описывает. Она его очень любит. За что?
За то, что крепкий, золотой,
Схож кожей с белыми грибами…
Не какой-нибудь там мухомор — белый, царь грибов!
А на жаре совсем такой.
Какой Отелло после бани.
Образ шекспировского героя принадлежит к числу вечных спутников человечества. Много было и еще будет самых различных его истолкований, трактовок, интерпретаций. Но можно смело утверждать: сравнение героя с Отелло после бани — такого не было. Как говорится, старики не упомнят.
Ему, схожему с Отелло после бани, с одной стороны, и с белыми грибами — с другой, несет героиня свою любовь, дарит свою женственность.
А надо сказать, что женственность получает в поэме особенно колоритное, образное преломление. В первых строчках она, как мы помним, контрастно сталкивалась с овощем крепкого засола. Теперь героиня восклицает:
И женственностью я богата,
Как деньгами моя страна.
Дальше — новый смысловой портрет, образный изгиб, новый виток ассоциации:
Расширить эту радость нужно.
Продолжить, а не то — беда:
Прокиснет женственность, как лужа.
Где непроточная вода.
Героиня, богатая любовью, молодостью, еще не прокисшей женственностью, признается «ему» в том, что он ей нужен. Но ведь на то и художественное произведение, чтобы не говорить просто: «Ты мне нужен», — а выстраивать целую вереницу сравнений:
Ты нужен мне, как югу север,
Как алфавиту твердый знак.
