– Я как-то об этом не подумала, – еле слышно ответила я.
Элен положила голову мне на плечо. Я почувствовала едва уловимый запах дыма от ее волос, и в голове возник образ пламени той свечи, которой она горела для него весь день. Я погрузилась в свои мысли.
Как ни крути, в любовных делах Элен понимала куда больше меня. Она должно быть права – здесь кроется настоящее чувство. Было удивительно, как она радовалась тому, что любая другая девушка сочла бы за любовную неудачу и впала в уныние. Она, как бедный художник, изрисовавший все холсты, которые смог купить, когда еще его искусство было кому-то нужно, теперь соскабливала краску с живописных пейзажей своих любовных историй и радовалась тому, что под ними начинала проступать серая ткань.
– Где вы были сегодня? – прервала я наконец молчание.
– Мы ездили к пруду.
– Купались?
– Нет, он не захотел, – ответила Элен, и я услышала, как она начала сонливо растягивать слова.
Она подняла голые ноги с пола и положила их на кровать, а ее голова опустилась мне на колени. В гуще ее шелковых волос я нащупала несколько острых шпилек и начала выдергивать их одну за другой. Черная масса стала расти и расползаться в разные стороны, пока не накрыла мои колени. Я окунала руки в воды ее гладких волос, а они убегали сквозь мои пальцы и падали на пол. Элен притихла и закрыла глаза. По ее коже пошла мелкая рябь мурашек, и, спустя несколько минут, она шумно задышала.
Я уложила ее в постель и легла рядом. Вечер незаметно сменила ясная ночь. В переулке перед домом кто-то починил фонарь, и тот на радостях светил, как дурак, в самые окна. После многих часов сна даже одна мысль о том, чтобы заснуть казалась невозможной. Я заложила руки за голову и стала вглядываться в темноту, изучая наряды Элен. С гардины над моей головой свисали два платья. Одно из них своей рюмочной формой напоминало старую бабушкину фруктницу, другое же больше походило на медный колокол. Трудно было представить Элен в этом простоватом платье.
– “А вот мне бы оно пошло, – подумала я. – Попрошу завтра померить.”
Я посмотрела на спящую Элен. Она лежала на спине и не двигалась. Ее дыхание было настолько тихим, что мне пришлось затаить свое, чтобы услышать его. Было видно, как струйка воздуха чуть раздувала две ее крошечные ноздри и поднимала грудь, затем упиралась в живот так, что на поверхность одеяла всплывал круглый островок, и наконец возвращалась обратно. Ни один мускул на ее лице не двигался. Оно было белым и прекрасным, как равнодушная фарфоровая маска. Неожиданно она сморщила закрытые веки и шумно вытолкнула воздух из груди.
