— Вот инструктирую, как варить. Нельзя ж, чтоб цинга по населению пошла пока перебои в снабжении. Я тут на Колыме всего повидал. Я этой колымской повидлы знаешь сколько съел? Зато все зубы целые.
— Ты байки не рассказывай, Плохой Лошадь, ты краще скажи, готово чи не готово? Головы уже у всих от таки, а…
— А до какого времени варить, не знаете! — не без торжества закричал комендант. — Ни черта вы без дяди не знаете. Я ж сказал: пока не загустеет.
В это время варево в котле забурлило и полилось через край. Никого не стало видно.
— От пекло! — закричал плотник.
— Да что ж вы его не снимаете? Переварите, оно ж витамин потеряет, — чуть не заплакал комендант и бросился сдвигать чан. За ним еще кто-то побежал к печке. Варево сняли. Комендант сел на табуретку и почему-то обвел всех удивленным взглядом:
— Не пойму, как на ногу попало… Чем бы ее теперь? Может, мылом?
Все сгрудились около, потом расступились, давая дорогу Феде Донцову. Фельдшер быстро снял с коменданта ботинок, закрутил брючину, осмотрел ожог.
— Масла нет? Тогда снегу давайте. Холодом тоже лечат.
Уходя, сказал:
— Пришлите кого-нибудь ко мне. Я мази Вишневского для него дам. Впрочем, не надо. Мне все равно сюда к Воробьевым идти сегодня. Сам занесу. А ты лежи, не прыгай, — строго приказал он коменданту. — Да! Настоя вашего мне тоже в банку налейте.
Назавтра Донцов пришел к Воробьевым рано. Попросил у Иры кипяченой воды, что-то туда добавил. Но что это — Ира не спрашивала. Хотелось просто верить. И мальчик его слушался, морщился, но пил.
Сидел Федя у них долго — пока Иванушка не уснул.
Вечером снова стук в дверь. Немногословный и неторопливый, он опять дал питье. И на другое утро, и опять вечером.
Заходили к Воробьевым и горняки.
Пашка Дубов, мастер, первый плясун и весельчак на Хурчане, пришел как-то под вечер.
— Принес вам, ребята, освещение сухим пайком! — И стал доставать из мешка куски карбида кальция для лампы. Потом швырнул и угол свой черный полушубок и подсел к Воробышку.
— Ну, Анатольевич, хватит валяться! Решил я тебя на работу взять.
— А я вот больной…
— Ничего. Выздоровеешь. Я тебя в шахту возьму. Пойдешь?
— А мама пустят? У вас под землей темно.
— Уговорим маму. Я тебе лампочку-шахтерку дам. И отбойный молоток. У нас красиво. Стенки в штольне блестят, как огоньки на елке. А я забое вот такая жила оловянная… Широкая, как печка. Даже шире. Чистый касситерит… Ты только каши побольше ешь. Отбойный молоток — тяжелый, надо силу.
