— Ты куда? — не без досады спросил Фан. Он решил задать вопрос первым, чтобы ему самому не «закудыкали» дорогу (считал, что это отведет от него беду в предстоящем пути).
— На горный участок. К Донцову, — откликнулся Воробьев.
Опасении Фана были напрасны: механик и не думал спрашивать, в какое путешествие он собрался.
— Может, покурим? — предложил Савватеев, стараясь перекричать свист ветра, но Воробьев уже скрылся в облаке поземки.
Федя Донцов постучался в дверь, когда ходики в доме Воробьева отхрипели одиннадцать. Ира ждала его как спасителя. Она сама обмела снег с Фединых торбасов и все повторяла:
— Доктор! Доктор! — будто слово это имело магическую силу.
Донцов молча снял стеганку. Худой, с лицом тонким и темным, он казался праведником с иконы суздальского письма. Откинув назад легкие прямые волосы, он бесшумно прошел к умывальнику.
— Ну, где наш больной? — Голос у Донцова был глуховатый.
Он присел на край топчана, взял детскую руку в свою. Потом постучал желтым от марганцовки пальцем по узенькой груди.
— Живот, говоришь, болит? Давай посмотрим. — Он подмигнул Воробышку. — Здесь больно? А здесь? О, брат, это дело поправимое! Горького лекарства не боишься? — Мальчик в ответ улыбнулся, облизнул запекшиеся губы.
Ира следила за каждым движением фельдшера и вдруг не выдержала, заплакала, глядя на худенькое тельце сына.
Донцов стал одеваться.
— Ничего страшного, мамаша. Поможем. Витамины нужны. — И тихо: — А вот плакать при нем запрещается. Грелочка есть? Прикладывайте.
После ухода Донцова Ира нагрела воду, потеплее укутала ребенка и села на краешке постели, как до нее сидел Донцов, держа Иванушку за руку.
Ребенок стал дышать ровнее. Или это ей показалось? Ведь никакого лекарства фельдшер не дал. И вдруг она поняла: ей стало спокойнее от одного только слова «поможем». Как будто вся тысячелетняя мудрость, весь опыт врачевания вошли в ее дом вместе с этим тихим человеком, которого все вокруг так странно называли — «лепила».
А Донцов в это время подходил к столярке. Плотник, который курил у двери, закричал приветливо:
— Заходи до нас! Покурим!
Федя зашел. В просторном помещении стоял густой хвойный дух. На плите в железном баке что-то шипело и потрескивало.
— От так, лепила: шо дизеля стоят, нам до лампочки. И шо воды нема, тоже. Наш инструмент при нас! — Плотник показал на свои руки, потом на топор. — Мы себе дело нашли. Вот стланик рубим и варим.
— Эта патока хоть горькая, а от всех болезней помогает. Ты с этим согласный? — кто-то хрипло поддержал плотника от печи. Из-за клубов пара Донцов не сразу узнал лысую голову коменданта, того, которого с легкой руки Хакка стали называть Плохой Лошадь.
