Ветер все усиливался. Теперь не только стекла — дома дрожали, как в лихорадке. Ночью сорвало толь с крыши механического цеха. Лиственницы гудели. В такую погоду маленькие дети не спят, а у солдат болят старые раны.
У Хакка ныла нога в колене. Хотелось поджать ее под себя, но было неудобно. Все-таки контора!
В кабинет вошел засыпанный снегом радист Дима Власов.
— Что молчишь, радист? Опять будет ветер?
— Последние дни, как приму сводку, ну просто людям на глаза показаться совестно. Как будто я все эти ветры накликая.
Хакк взял журнал рации.
— Скорость тридцать метров в секунду… Порывами… Температура воздуха… Ай, курат выттакс — черт возьми! Что делать?
— А может, пройдет из района трактор, Эдгар Карлович?
— Мышь не может проходить из норы в нору в такой… в погоду такую! — Хакк, когда волновался, забывал и путал русские слова. И от этого волновался еще больше.
— Почему не садишься, Дмитрий? — сказал начальник рудника и сам уселся поудобнее: поджал-таки под себя ногу. — Давай радиограмму сочинять. Так, чтоб в разведрайоне нас поняли, а больше нигде!
Власов кивнул, придвинул к себе листок бумаги и стал что-то шептать. А Хакк подошел к окошку. В голову лезла какая-то чепуха. Почему сугроб не вплотную к стеклу? У окна наличник видно, а на полшага дальше — острие сугроба чуть не до среднего переплета. Ветер то взвихрит снег — тогда над сугробом просвечивает гривка, то уплотнит его, будто ножом подрежет. Кажется, не один, а два ветра несутся друг другу навстречу. Опять схлестнулись под самый окном. Вот они, порывы до тридцати метров!
— Сочинять кончил, радист?
Власов хитро улыбнулся, протянул листок Хакку:
— А что? Неплохо! «Рыбкин без работы все скучают». Кто перехватит такую депешу, решит: веселья им не хватает. Подумают, что Рыбкин баянист или это самое… затейник. Не догадаются ведь, что Рыбкин — завпекарней!
— Отправляй, Дима! Отправляй, курат выттакс, — опять чертыхнулся Хакк и, не удовлетворившись эстонским ругательством, добавил русское. — Ну, пойти на склад. Посмотреть, где у него танец устраивать можно.
Через два часа в магазине стали выдавать сухой паек. Сторож Насреддин помогал Нате-продавщице развешивать ячменную муку, яичный порошок и перловку.
— Совсем сухой паек, гремит даже, — удрученно качал Насреддин черно-серой головой и насыпал в сумки шуршащие лепестки сушеного картофеля. — Вода тоже сухим пайком: из сугроба наберешь, — говорил он вслед покупателю.
По дороге со склада Хакк ушиб ногу. Поделом ему! Еще в июле везли чугунные шары на обогатительную фабрику для шаровой мельницы, и тракторные сани сломались посреди поселка. Груз вывалили, а ездить стали рядом. Так и валяются они, и все запинаются об эти чугунные ядра. А убрать недосуг.
