Пинчук испытующе посмотрел на Николая и продолжал:
— Я в коровник вошел, будто ничего не видел и не слышал. Романа уже не было. Она ничего, не плачет. Глаза только горят, как у кошки. Говорит: «Ефим Трофимович, меня хотят с работы снять. А только я не уйду!»
Пинчук снова уставился на Николая. У того похолодело на сердце.
— А что, собственно, вы от меня хотите? — вспомнил Николай кем-то сказанные слова. — Что я должен сделать?
— А то, что не ходить к нам на конбазу, вот что! Кто ты такой, чтоб семью разбивать? Из-за тебя ведь это все… Вздыхать — вздыхай…
— А я что делаю?! — неожиданно для себя закричал Николай. — Только и вздыхаю! — Потом сдержался. — А какое вам, извините, дело? — с вызовом спросил он.
— Да, правда. Мне, старому дурню, какое дело? Но знаешь, Артемьев, нас, стариков, послушать иногда не мешает. И мы раньше молодыми были. Я вот у старателя одного на Алдане жил. Угол снимал. И тоже на чужую жену молился. Женщин в тайге всегда мало, не всякая сюда отважится. Но чтоб отбивать… Сейчас, конечно, жизнь другая… Вы нас умнее стали.
— Скажите, Ефим Трофимович, раз вы сами начали разговор такой. А та женщина, как с мужем жила? Он ее ревновал, бил?
— Еще и как! Только что в шурф не закидывал. Так ведь он муж!
— Я мужчину, который на женщину руку поднял, мужчиной не считаю…
— Тогда, выходит, у нас в России мужиков сроду не бывало. И откуда только племя шло? Зато другое было заведено: если уж жена — так навек.
— А мы, Артемьевы, никогда жен не били. И не отбивали.
— Ну вот, я и говорю: хорошо, когда все хорошо!
Пинчук встал, не разбирая дороги, свернул в кусты. А Николай вернулся к машине. Ремонт закончился. До конца смены оставалось совсем немного. Он сел за рычаги.
Никогда еще Николая не встречали после смены так шумно. Он не успел и дверь в комнату открыть, как все закричали какими-то неестественно громкими голосами:
— Вот и Артемьев! Вот и Николка наш!
В чем дело? Подвига он вроде не совершал, сменного рекорда не устанавливал. Что за торжество? На всякий случай Николай окинул критическим взглядом свой замасленный комбинезон и, не переступая порога, попросил:
— Киньте-ка мне кто-нибудь полотенце и чистую рубашку.
Ему подали.
В полутьме тамбура он различил на летней печке огромный противень с жарящейся рыбой. Значит, шла гулянка и гостей, видимо, собралось немало. Он уже знал, что на «Отчаянном» существует обычай: если в дом зашел гость — остальные жители поселка могут тоже заходить не стесняясь. Принесут с собой спирт или еду какую-нибудь — хорошо, не принесут — не беда. Потеснее сдвинутся, поближе составят на столе потемневшие у таежных костров кружки, глядишь — и еще место найдется.
