— Она так называется,— терпеливо сказал Ёран.— А означает это приблизительно «чаша», «кубок для вина». Мало того, перед нами стеклянная камея. Во всем мире дай бог десяток наберется такой сохранности. Например, Портлендская ваза, Моргановский кубок и флакон Гетти. Ну и еще крест Олдо и амфора из Помпей.
— Морган? Гетти? Ты говоришь о двух самых богатых людях на свете.
— Вот именно. Без такого кошелька, как у них, к подобным вещицам не подступишься. Стеклянные камеи появились в Риме в начале эпохи империи, и делали их примерно до середины первого века нашей эры. Техника их изготовления необычайно сложна, и стоили они очень, очень дорого. Не для простых людей. Можно предположить, хотя точно, разумеется, уже не установишь, что этот кубок принадлежал одному из императоров. Скажем, Нерону.
Я молчал. Неужели эта вазочка, купленная за сотню долларов на барахолке на нью–йоркской Шестой авеню, принадлежала Нерону, бешеному римскому кесарю, который забавы ради чуть не дотла спалил Рим и в Колизее травил львами христиан? Неужели он сидел в своей беломраморной ложе и пил вино из того самого синего кубка, что стоит сейчас на столе, поднимал его в честь победившего гладиатора?
— Ты уверен? — тихо сказал я.
Он кивнул, серьезно глядя на меня.
— Насчет эпохи сомнений быть не может. А вот принадлежал ли он именно Нерону, определить не удастся. Поскольку же такие кубки были чрезвычайно редки и дороги, это отнюдь не исключено.
— Скляночка–то, поди, на вес золота,— пошутил было я, но Ёран отозвался совершенно серьезно:
— Безусловно. Одна из таких вещиц несколько лет назад была продана в Лондоне на аукционе Сотби.
— Не помнишь почем?
— Только что проверил. Примерно за четыре миллиона.
— Четыре миллиона?
Ёран Линдгрен кивнул, потом с усмешкой продолжил:
— Ты ведь знаешь, как его прозвали: «Новый Дионис, влекомый звериной упряжкой страстей». Даже по римским меркам он был сущим монстром. Убил родную мать, женился на евнухе, да и вообще, чего только не вытворял! «Адские пламена в греховной трясине» — вот что писали о его жизни.
— Я помню единственно, что он поджег Рим, а сам, стоя на высокой башне, пел о пожаре Трои.
— Н-да, кто знает, было ли это на самом деле. Тогдашние историки по политическим соображениям пятнали его имя. А пожаром Рима он воспользовался, чтоб заложить новый современный город, тот, какой представляется нам при мысли о древнем Риме. Любопытно, между прочим, что он, к примеру, предложил отменить все пошлины и косвенные налоги. Совершенно новая льгота свободной торговли.
