А Лизавета смутилась, также не зная, что ответить. И вдруг, о чем-то вспомнив, бросила:
– Кстати, подожди, я сейчас!
Метнулась в другую комнату, вышла оттуда с расческой в руках. Шальнов завороженно глядел на расческу, еще не веря до конца, что это – его.
– Вот, возьми. Это твоя! – коротко сказала Лиза.
Федор взял ее двумя руками, прихватив и Лизины пальцы, поднес ближе к глазам, рассматривая нацарапанные звезду и букву. Улыбка на его лице была такой довольной, будто наконец обнаружил утерянное сокровище.
– Лизка, ты не представляешь, какую радость мне доставила! Расческу мне подарил мой взводный, лейтенант Анисимов. Он погиб уже буквально перед Победой. Мы всю войну с ним бок о бок…
Шальнов успокоился и обыденным тоном спросил:
– А ты где ее нашла? И когда? У меня ее давно уже нету!
За всю жизнь Лизавета так не краснела… Будто горячей кровью облило щеки. Отвернув голову, молчала. Что-то у Федора щелкнуло, какая-то кнопочка, потому что он, так же отвернув голову, только в другую сторону, конфузливо промямлил:
– А… Ну да!
Потом после паузы закончил:
– Прости!
Дети, укрытые до подбородка, сонными глазами смотрели на взрослых, засыпая. Шальнов взялся за ручку двери уходить, но вышла Анюта, неся в руках завернутый в суконный платок сверток:
– Возьми, Федя, отнеси Николаю, пусть поест! Похлебка еще горячая, в печи стояла. Здесь недалеко, донесешь, не остынет. Он же ничего не варит, я знаю.
Федор взял сверток, сразу почувствовав тепло от горячего горшка, сказал «спасибо» и ушел.
* * *
Всю последующую ночь и день мысли у всех были разные, а вечером опять все собрались в доме Лизаветы. Детей рано забрали с улицы: Павлинка кашляла. Днем приходил Николай, принес ведро картошки. Анюта усадила его за стол, заставив съесть горячей похлебки с пшенной кашей. Убедившись, что с Любкой все в порядке, дед впервые в хорошем настроении ушел домой.
В доме было весело. Любочка, на правах старшей, ухаживала за Павлинкой, считая ее пациенткой, а себя фельдшерицей. Заматывала ей платком шею, укрывала до подбородка и даже отдала Павлинке свою перчатку. Каждое утро они просили у бабы Анюты «те, красивые, из Немеччины пальчатки» поиграть. Анюта выдавала с условием: чтобы не затеряли и не порвали. Маня, недовольная, что перчатки были для нее малы, решила наябедничать:
– Лизка, не разрешай им играть перчатками. Они сегодня натянули их на лапы Валету. Он так, в перчатках, и полез в будку.
Девочки испуганно притихли, Павлинка, как хозяйка, более смелая, объяснила:
