– Что он здесь делал? – спросил Фламбо, насупив черные брови и понизив голос.
– Поговорим позже, – отозвался священник.
Солнечный свет еще не угас, но то был красный свет заката, на фоне которого силуэты деревьев и кустарников в саду начинали сливаться в черные пятна. Трое мужчин в молчании прошли к парадному входу с другой стороны оранжереи. По пути они как будто вспугнули птицу, притаившуюся в темном углу между кабинетом и главным зданием, и снова увидели факира в белом одеянии, который вынырнул из тени и заскользил к двери. К их изумлению, он был не один. Они резко остановились и с трудом скрыли свою растерянность при виде миссис Квинтон, чье широкое лицо, увенчанное тяжелой копной золотистых волос, приблизилось к ним из сумерек. Она сурово посмотрела на гостей, но вежливо приветствовала их.
– Добрый вечер, доктор Хэррис, – сказала она.
– Добрый вечер, миссис Квинтон, – сердечно отозвался маленький доктор. – Я как раз собирался дать вашему мужу снотворное.
– Да, уже пора, – ясным голосом ответила она, улыбнулась и стремительным шагом направилась к дому.
– Она выглядит чрезвычайно утомленной, – заметил отец Браун. – Так бывает с женщиной, которая двадцать лет безропотно выполняет свой долг, а потом совершает что-нибудь ужасное.
Доктор впервые взглянул на него с некоторым интересом.
– Вам приходилось изучать медицину? – спросил он.
– Людям вашей профессии нужно кое-что знать о душе, а не только о теле, – ответил священник. – А людям моей профессии нужно кое-что знать о теле, а не только о душе.
– Интересно, – сказал доктор. – Пойду, дам Квинтону его лекарство.
Они свернули за угол фасада и приближались к парадному входу. В дверях они снова едва не столкнулись с человеком в белых одеждах. Он шел прямо к выходу, как будто только что покинул кабинет, расположенный напротив, но этого просто не могло быть: они знали, что кабинет заперт.
Отец Браун и Фламбо предпочли умолчать об этом странном противоречии, а доктор Хэррис был не из тех, кто тратит время на размышления о невероятных вещах. Он пропустил вездесущего азиата и торопливо вошел в прихожую, где встретил субъекта, о котором уже успел забыть. Аткинсон все еще слонялся вокруг, что-то бессмысленно мыча себе под нос и тыкая узловатой тросточкой в разные стороны. Лицо доктора исказила судорога отвращения, и он прошептал своим спутникам:
– Мне нужно снова запереть дверь, иначе этот крысенок пролезет внутрь. Вернусь через две минуты.
