– Да, и я краешком глаза присмотрю за своим пациентом, – рассмеялся доктор. – Он предпочитает возлежать на кушетке в дальнем правом конце оранжереи, среди кроваво-красных орхидей, от которых у меня мурашки по коже. Но что вы делаете?
Последние слова были адресованы отцу Брауну, который на мгновение остановился и поднял из зарослей высокой травы диковинный кривой кинжал восточной работы, изящно инкрустированный самоцветами и металлическими вставками.
– Что это? – спросил священник, глядя на кинжал с некоторым неодобрением.
– Полагаю, один из ножей Квинтона, – беззаботно ответил доктор Хэррис. – У него дома полно китайских безделушек. А может быть, нож принадлежит кроткому индусу, которого он держит на привязи.
– Какому индусу? – поинтересовался отец Браун, все еще разглядывавший кинжал.
– Какому-то индусскому заклинателю, – добродушно ответил доктор. – Мошеннику, разумеется.
– Вы не верите в магию? – просил отец Браун, не поднимая головы.
– Магия! – фыркнул доктор. – Не смешите меня!
– Он очень красивый, – тихим, мечтательным голосом произнес священник. – Цвета тоже замечательные, но форма неправильная.
– Для чего? – Фламбо удивленно воззрился на него.
– Для чего угодно. Это вообще неправильная форма. Разве у вас никогда не возникало такого чувства при виде произведений восточного искусства? Цвета завораживающе красивы, но формы дурные и уродливые, причем намеренно дурные и уродливые. Я видел зло в узоре турецкого ковра.
– Mon Dieu![1] – о смехом воскликнул Фламбо.
– Здесь есть буквы и символы на языке, который мне неизвестен, но я знаю, что они несут зло, – все тише продолжал священник. – Линии специально идут не туда – словно змеи, готовые к бегству.
– О чем, дьявол его побери, вы болтаете? – рассмеялся доктор.
Ему ответил спокойный голос Фламбо.
– Преподобный отец иногда напускает мистического туману, – сказал он. – Но заранее предупреждаю, что на моей памяти это происходило лишь в тех случаях, когда зло таилось неподалеку.
– Вздор! – недовольно фыркнул ученый муж.
– Взгляните сами, – предложил отец Браун, державший кривой нож на вытянутой ладони, словно блестящую змею. – Разве вы не видите, что он имеет неправильную форму? Разве вы не видите, что он не предназначен для ясной и простой цели? Он не сходится на острие, как наконечник копья. В нем нет плавного изгиба сабли. Он даже не похож на оружие. Это больше похоже на орудие пытки.
– Ну, раз вам он не нравится, лучше будет вернуть его владельцу, – сказал добродушный Хэррис. – Разве мы еще не дошли до конца проклятой оранжереи? У этого дома, знаете ли, тоже неправильная форма.
