Время греха: Роман | страница 53
— Я тоже — Замолчал. Он просто наслаждался ее присутствием. Ему не хотелось произносить какие-то слова, складывать их в предложения, ему просто нравилось сидеть и молча смотреть, любоваться, восхищаться этой женщиной. Но, кажется, это ее тяготило.
— Ну, что ты все молчишь? — Произнесла она, недовольно нахмурив брови. — Давай, раз пригласил — развлекай меня. Рассказывай что-нибудь! — У нее зазвонил телефон — Извини! — Она поболтала с какой-то подружкой, судя по обрывкам фраз, доносившимся до него, обсуждались неведомые косметические проблемы. Закончив говорить, она что-то пояснила по поводу звонившей, но у него не отложилось в памяти, поскольку был занят разглядыванием ее самой, воспользовавшись удачной паузой в разговоре.
— Ну? — Она вопросительно посмотрела.
— Что ты хочешь услышать? — Обреченно вздохнул он.
— Рассказывай о себе! — Она оперлась подбородком на руку и приготовилась слушать.
— Что рассказывать-то?
— Все! Мне интересно все!
— Хорошо. Родился в Ленинграде. Ты ж заметила, что я не люблю название Петербург.
— Заметила. Хотя странно, все говорят Питер, Питер.
— Я считаю, что мы ушли от Ленинграда, переименовав город, но не пришли к Петербургу. То есть находимся где-то на полпути. «Ленинград» — это мое детство, это мои родные, это ленинградские старушки, среди которых была и моя бабушка. Это блокада, это революции, это люди, которых сейчас становиться все меньше и меньше. Поэтому, для меня это слово — ностальгия по старым, прекрасным, но уже невозвратным годам.
А Петербург — история, столица империи, и переименование города просто так, на волне псевдодемократических преобразований, пустой звук. Люди должны быть соответственные, чтобы жить в этом городе. Это могли бы быть ленинградцы, но где они, сколько их осталось, считанные единицы. Ты знаешь, мне бабушка рассказывала одну поговорку — присказку. Задается вопрос: «Где в Ленинграде можно встретить коренного ленинградца?»
— Ну и где?
— Ответ такой: «В бане!» Почему в бане? Да потому, что все оставшиеся коренные ленинградцы живут в коммунальных квартирах, а там часто нет ни горячей воды, ни тем более ванны. Я сам до ухода в армию жил и рос в коммуналке. Можно сказать — я вышел из коммунальной квартиры. Почему мне так дороги и близки ленинградцы. Особенно ленинградские старушки. Знаешь, когда увидишь такую бабульку, одетую плохонько, но аккуратно, с шармом, в шляпке или без нее, просто сердце сжимается. Я сразу вспоминаю свою бабушку, ее подруг. Я помню, как они собирались у нас. Курили папиросы, очень своеобразно и элегантно держа их в руке, не ломая мундштук и, аккуратно постукивая указательным пальцем, стряхивали пепел. Куда все это подевалось? Ушло в невозвратную даль…