– Да что б вы все – шутники гребанные… Я синий, я сейчас уделаюсь, я может сейчас вообще помру – захлебнусь от потока говна, который вывалю – буду кататься на нем по сиденью, как на селевом потоке, а потом, когда дверцу открою, пол улицы залью дерьмом. Вот смеху-то! Вам бы все смех№!%ки, шутники, мать вашу, вам бы только посмеяться…
Его жалобные стоны неслись через окно и тогда, когда завелсяся мотор машины, и когда джип отъехал от ограды, и даже с другого конца улицы.
Эльконто, желудок которого занимался совершенно неприличным процессом бурления, старался в зеркало не смотреть, устремленных на него взглядов прохожих не замечать и силился вести машину как можно быстрее. А еще он полностью сосредоточился на том, чтобы держать плотно сжатым анус – только распусти его сейчас и польется…
– Не стрельбой надо было заниматься, не стрельбой. Жопу надо было тренировать, б№я!
Только бы не обосраться, пока доедет до доктора. Только бы не загадить машину и себя любимого… только бы успеть.
Хорошо хоть любимая женщина, когда он уходил из дома, обняла его с настоящим сочувствием и пожелала, чтобы все поскорее наладилось. Наконец-то пожалела, наконец-то сказала доброе слово. Любит все-таки, любит, чертовка!
Хоть что-то в жизни удалось.
Жара. Белокаменная балюстрада, раскинувшийся перед взором сад.
Раскуривая сигару, Халк улыбался. Этим утром он проснулся поздно – его возлюбленная уже ушла на работу, – умылся, позавтракал и теперь предавался ежедневному приятному моциону – минуте тишине и покоя, когда ароматный дым, завиваясь кольцами, улетал в далекие дали, а мысли текли плавно и размеренно. Отдых.
Халк думал о разном: о том, что купить для обеда в магазине, о том, стоит ли заглянуть в гости к кому-либо из друзей, о книге, которую читал вечером, но больше всего он размышлял о том, как отреагирует Шерин на то, что за ночь ее новая коллекция одежды на складе в магазине вдруг по взмаху волшебной палочки превратилась в кучу «Тали-костюмов». Изумится? Обидится? Будет дуть губы или же просто посмеется? Скорее всего, последнее. Его ненаглядная дуться не любила, обижаться почти никогда не обижалась, но для проформы могла какое-то время притворно понегодовать. Он был готов. И приласкать, и утешить, и шуточно получить по пятой точке газетой и вместе посмеяться над шуткой. Ну, день такой – грех не пошутить.
Сад сочно зеленел, обмахивался кронами, заигрывал с теплым ветерком и грелся под жарким солнышком; тянулся и вился от кончика сигары дым. В какой-то момент Конраду показалось, что аромат у сигары странноватый, не совсем привычной – возможно, неравномерно просохли плотные оберточные листья или же табачный куст поливали для скорого роста удобрениями – в любом случае, сигарка была хорошо. Хоть и чуть странно пахла.
