| Он стал перевоплощаться в них, овладевал частностями, обособляясь от жизни наций, которая подавляет нас своей огромностью Вон там дремал восковой ребенок, уцелевший от музея Руйша , и это прелестное создание напомнило ему о радостях юных лет. |
| The cotton garment of a Tahitian maid next fascinated him; he beheld the primitive life of nature, the real modesty of naked chastity, the joys of an idleness natural to mankind, a peaceful fate by a slow river of sweet water under a plantain tree that bears its pleasant manna without the toil of man. | Когда он смотрел на волшебный девичий передник какой-то гаитянки, пылкое его воображение рисовало ему картины простой, естественной жизни, чистую наготу истинного целомудрия, наслаждения лени, столь свойственной человеку, безмятежное существование на берегу прохладного задумчивого ручья, под банановым деревом, которое даром кормит человека сладкой своей манной. |
| Then all at once he became a corsair, investing himself with the terrible poetry that Lara has given to the part: the thought came at the sight of the mother-of-pearl tints of a myriad sea-shells, and grew as he saw madrepores redolent of the sea-weeds and the storms of the Atlantic. | Но внезапно, вдохновленный перламутровыми отливами бесчисленного множества раковин, воодушевленный видом звездчатых кораллов, еще пахнувших морской травой, водорослями и атлантическими бурями, он становился корсаром и облекался в грозную поэзию, запечатленную образом Лары . |
| The sea was forgotten again at a distant view of exquisite miniatures; he admired a precious missal in manuscript, adorned with arabesques in gold and blue. | Затем, восхищаясь изящными миниатюрами, лазоревыми золотыми арабесками, которыми был разукрашен драгоценный рукописный требник, он забывал про морские бури. |
| Thoughts of peaceful life swayed him; he devoted himself afresh to study and research, longing for the easy life of the monk, devoid alike of cares and pleasures; and from the depths of his cell he looked out upon the meadows, woods, and vineyards of his convent. | Ласково убаюкиваемый мирными размышлениями, он стремился вернуться к умственному труду, к науке, мечтал о сытой монашеской жизни, беспечальной и безрадостной, ложился спать в келье и глядел в стрельчатое ее окно на монастырские луга, леса и виноградники. |
