Дима молчал. Не знал, что сказать.
Николай Николаевич дёрнулся. С ним дёрнулась, разошлась волнами завесь чёрных точек.
Своими гигантскими, тяжёлыми руками вскинул ружьё.
Юноша подумал, что где-то за его спиной сел ворон и дядя хочет его подстрелить, но тут же понял, что дядя целится в него, в Диму.
В этот момент всё изменилось. Легко, безболезненно, словно всегда было таким. Чёрные точки исчезли. Все до одной. Пропал их тошнотворный запах. Стихло шипение. Прекратилась ядовитая пульсация воздуха.
Дима увидел перед собой слабого одинокого человека. Маленького и злого. Куда меньше, чем он сам. И даже меньше, чем ворон. Всё это было глупо, нелепо.
Маленький Николай Николаевич стоял с ружьём. Из его приоткрытого рта стекала слюна, оставшаяся на губах после крика. Страх и сомнения исчезли. Дима понял, что был прав во всём, что сделал. Он дрожал, но теперь только от холода. Он был спокоен. Он знал, что победил в этой необъявленной схватке. А дядя знал, что проиграл, и от этого злился ещё больше.
– Ты не выстрелишь, – ровным голосом произнёс Дима. Затем добавил: – Тогда зачем всё это?
– Да ну?!
Дядя крепче сдавил ружьё.
Простонав, отбросил его на снег и сделал шаг вперёд.
– Ты можешь меня ударить, – Дима смотрел ему в глаза. – Опять.
Николай Николаевич остановился.
– Потом ударить ещё раз. И ещё.
Николай Николаевич поднял кулаки. Свои крохотные, неуклюжие кулаки.
– Но это всё, что ты можешь.
Николай Николаевич сплюнул.
Они так и стояли друг напротив друга. Бесконечно долго. Целую вечность. Застыли, словно вылепленные из снега, и молчали.
– Паскуда ты, – наконец процедил дядя.
Отвернулся. Поднял ружьё. Стряхнул с него снег и зашагал назад, к дому.
Дима, помедлив, заскользил вслед за ним.
Николай Николаевич вставил стекло. Снял обыгавшиеся куски мяса. Скрутил верёвку. Трупик другого ворона отбросил в сторону. При этом старательно обступал пятна крови и упавшие на снег перья.
Дима тем временем растопил печку. Больше всего ему сейчас хотелось напиться горячего чаю с бергамотом.
Окунать в кружку кубик рафинада, потом губами вышвыркивать из него влагу. Повторять так до тех пор, пока кубик не начнёт рассыпаться.
Делали всё молча, друг на друга не смотрели.
Покончив с мясом, Николай Николаевич ушёл в лес. Не захотел оставаться наедине с племянником. Захватил с собой трупик ворона.
Обхватив ладонями горячую кружку с чаем, Дима сел на Витину койку. Улыбнулся. Теперь в доме было так же уютно, как и в лесу. Юноша больше не испытывал отвращения к охотничьему быту. На соболиные шкурки он когда-то смотрел с радостью, затем – с гневом, а теперь – спокойно. Этот покой был особенным. В нём не было и оттенка равнодушия. Он был тёплым, просторным, взывающим к жизни. Диме ещё только предстояло разобраться в своих чувствах, а сейчас он ими наслаждался.
