Ворон | страница 36
Дима тоже не мог сдержаться, но потом увидел при красных отсветах оскаленные лица мужчин и осёкся. Ему стало не по себе.
«Будто мёртвые, висящие на раме рюкзака и сами готовые лечь под разделочный нож», – подумал он и, обхватив коленки, весь сжался.
По стенам зимовья стекала густая кровь. Их основание грызли тысячи лесных мышей. В окна своими острыми клювами бились кедровки. На крыше кричал ворон. Деревья, окружавшие прогалину, стянулись к дому, обступили его, готовые проткнуть охотников острыми пиками ветвей. Залязгали капканы – их снежным прибоем со всей тайги несло сюда, чтобы поймать охотников в придуманные ими ловушки.
Дима забрался в спальник. Застегнул его под самый подбородок.
Скорее уснуть.
Смех тем временем утих. Только Артёмыч изредка гикал и поглядывал на Тамгу, ожидая от неё нового спектакля. Но лайка признала свою ошибку и успокоилась.
Николай Николаевич погасил светильник.
Глава шестая
На следующий день случилась вьюга. Тайга взбаламутилась снежным взветрием. В приоткрытую дверь студило так, что даже лайка предпочла спрятаться у печки. Николай Николаевич стоял на пороге. Смотрел на опушку, словно мог там разглядеть примету к скорому улучшению погоды. Примет не было, как не было и зверья в чащобе. В такой холод ни соболь, ни белка из гайна[12] не покажется. Николай Николаевич вздохнул, понимая, что сегодня промысла не предвидится, и наконец затворил дверь.
Тяжёлый свист ветра сразу отдалился. Опять послышался треск горящих в печке полешек.
Дима был расстроен не меньше дяди. Он торопился скорее привязать к своему рюкзаку первую добычу. Был уверен, что после этого прекратятся все его тревоги. Да и глупо было бы вернуться в город, назвать себя охотником, а крови на своих руках не увидеть. Диме не хотелось обманывать ни Сашку, ни Кристину. Нужно было подстрелить хотя бы одного зверька и тогда уж со всем основанием рассказывать о десятке метких выстрелов. Хорошо бы ещё дядя разрешил взять в город ружьё, можно было бы показать его друзьям.
В таких мыслях юноша сидел перед окном, едва прислушивался к словам Артёмыча, рассказывавшего Вите об охотниках Чукотки, которые в иной сезон по две недели сидят запертые бураном, истязают друг друга молчанием.
День был нестерпимо долгим. Даже дрёма не приходила. Неожиданный отдых оказался в тягость. Тело, привыкшее к дальним путикам, требовало нагрузок.
Не желая давать племяннику послаблений, Николай Николаевич говорил ему о соболиной охоте, но все эти премудрости на словах, без примера в действии, были скучны. Дима кивал, но почти не вслушивался.
