|
| Very well. These child glimpses are of other-worldness, of other-lifeness, of things that you had never seen in this particular world of your particular life. | Так вот, эти детские грезы принадлежат иному миру, иной жизни, относятся к вещам, которых вы никогда не видели в нынешнем вашем мире и в нынешней вашей жизни. |
| Then whence? | Но где же? |
| Other lives? | В другой жизни? |
| Other worlds? | В других мирах? |
| Perhaps, when you have read all that I shall write, you will have received answers to the perplexities I have propounded to you, and that you yourself, ere you came to read me, propounded to yourself. * * * * * | Когда вы прочтете все, что я здесь описываю, вы, может быть, получите ответ на недоуменные вопросы, которые я перед вами поставил и которые вы сами ставили себе еще до того, как читали эту книгу. |
| Wordsworth knew. | Вордсворт знал эту тайну. |
| He was neither seer nor prophet, but just ordinary man like you or any man. | Он был не ясновидящий, не пророк, а самый обыкновенный человек, как вы, как всякий другой. |
| What he knew, you know, any man knows. | То, что знал он, знаете вы, знает всякий. |
| But he most aptly stated it in his passage that begins | Но он необычайно талантливо выразил это в своей фразе, начинающейся словами: |
| "Not in utter nakedness, not in entire forgetfulness. .!! | "Не в полной наготе, не в полноте забвенья..." |
| Ah, truly, shades of the prison-house close about us, the new-born things, and all too soon do we forget. | Поистине тени тюрьмы окружают нас, новорожденных, и слишком скоро мы забываем! |
| And yet, when we were new-born we did remember other times and places. | И все же, едва родившись, мы вспоминали иные времена и иные места. |
| We, helpless infants in arms or creeping quadruped-like on the floor, dreamed our dreams of air-flight. | Беспомощными младенцами, на руках старших, или ползая на четвереньках по полу, мы вновь переживали во сне свои воздушные полеты. |
| Yes; and we endured the torment and torture of nightmare fears of dim and monstrous things. | Да, мы познавали муки и пытку кошмарного страха перед чем-то смутным, но чудовищным. |
| We new-born infants, without experience, were born with fear, with memory of fear; and memory is experience. | Мы, новорожденные младенцы без опыта, рождались со страхом, с воспоминанием страха, а в о с п о м и н а н и е е с т ь о п ы т. |
| As for myself, at the beginnings of my vocabulary, at so tender a period that I still made hunger noises and sleep noises, yet even then did I know that I had been a star-rover. |
