Дмитрий взял руку Сергея и сразу чуть повыше запястья нащупал пульс, глядя на часы, стал про себя считать. Пульс оказался пугающе частым. «Печально, — подумал Дмитрий, — пора бы пульсу приходить в норму, а то сердце может и стать, оно и так уже трепыхается изо всех сил, готовое вот-вот из груди выпорхнуть».
— Пульс уже лучше, — сказал он Сергею. — Правда, пока еще выше нормы, но зато наполнение хорошее.
— Мне хоть… тяжко… дышать, — с трудом выговаривал Чижов, — но я… вытерплю… Я волевой… Я на… все согласный… лишь бы… живым… остаться… А то… матушка… совсем… извелась… Шестой месяц… по больницам… Она не… верит, что… я вернусь… Дмитрий Тимофеич… я буду… жив?..
— Да у тебя и выхода другого нету, — усмехнулся Дмитрий. — Я, брат, тоже, как и ты, упрямый, с характером. Недаром в деревне вырос, до семнадцати лет по росе босиком бегал. А деревенские, по себе знаешь, не хлюпики. Так что коли ты уж попал в мои лапы, то если и захочешь вдруг наш белый свет покинуть, все равно не удастся. Понял?
Чижов, приоткрыв рот, слушал Дмитрия, боясь пропустить хоть одно слово, и на его лице, измученное болью, бессонницей и морфием, постепенно проступала вера в силу человека, вера в жизнь.
— Я и… на «Кировец»… свой… вернусь?.. — спросил он.
— Непременно!.. Да хоть за штурвал самолета можешь садиться, если управлять умеешь… Ты же скоро станешь практически здоровым человеком. Ведь тебе теперь даже самую захудалую инвалидность не дадут.
— Знаете… я люблю… выезжать в поле… поутру, — мечтательно сказал Чижов. — Солнце уже… взошло… вся степь… вокруг гомонит… небо жаворонки… буравят…
Но Дмитрий слушал сейчас Чижова вполуха, думая совсем о другом: его пугало, что у Сергея был почти нитевидный пульс, и он хотел принять решение. Видимо, в новой полости скопилась жидкость, которая давит на сердце. Стало быть, надо сегодня же откачивать эту жидкость, а не ждать завтрашнего утра, когда соберутся все врачи и придет профессор. До следующего дня Чижову еще надо дожить…
Молча перегнувшись через кровать, Дмитрий дотянулся рукой до стены и нажал на кнопку-пуговицу. А когда в палату вошла няня, пожилая женщина с большими грустными глазами, он попросил ее позвать медсестру с инструментом и дежурного врача Кравченко. И скоро в палате, где сторожила тишина, уже были сверкающий импортными очками Жора, крашенная под блондинку дежурная медсестра и пожилая няня. Такое скопище медицинского персонала тотчас озадачило Чижова, и он подумал, что дела его из рук вон плохи, коли Дмитрий Тимофеич вдруг собрал сразу троих помощников.
