| Пять сотен миль обледенелой земли отделяли его от Доусона, а водный путь был закрыт. |
| But Rasmunsen, with a peculiar tense look in his face, struck back up the lakes on foot. | Но Расмунсен с каким-то окаменелым выражением лица пустился обратно через озеро пешком. |
| What he suffered on that lone trip, with nought but a single blanket, an axe, and a handful of beans, is not given to ordinary mortals to know. | Что ему пришлось вытерпеть во время пути, имея при себе только одеяло, топор да горсточку бобов, не дано знать простому смертному. |
| Only the Arctic adventurer may understand. | Понять это может лишь путешественник по Арктике. |
| Suffice that he was caught in a blizzard on Chilkoot and left two of his toes with the surgeon at Sheep Camp. | Достаточно сказать, что на Чилкуте его застала пурга, и врач в Оленьем Поселке отнял ему два пальца на ноге. |
| Yet he stood on his feet and washed dishes in the scullery of the Pawona to the Puget Sound, and from there passed coal on a P. S. boat to San Francisco. | Однако Расмунсен не сдался и после этого; до пролива Пюжет он мыл посуду на "Павоне", а оттуда до Сан-Франциско шуровал уголь на пассажирском пароходе. |
| It was a haggard, unkempt man who limped across the shining office floor to raise a second mortgage from the bank people. | Совсем одичавшим и опустившимся человеком ввалился он в банкирскую контору, волоча ногу по блестящему паркету, и попросил денег под вторую закладную. |
| His hollow cheeks betrayed themselves through the scraggy beard, and his eyes seemed to have retired into deep caverns where they burned with cold fires. His hands were grained from exposure and hard work, and the nails were rimmed with tight-packed dirt and coal-dust. | Его впалые щеки просвечивали сквозь редкую бороду, глаза ушли глубоко в орбиты и горели холодным огнем, руки огрубели от холода и тяжелой работы, под ногти черной каймой забилась грязь и угольная пыль. |
| He spoke vaguely of eggs and ice-packs, winds and tides; but when they declined to let him have more than a second thousand, his talk became incoherent, concerning itself chiefly with the price of dogs and dog-food, and such things as snowshoes and moccasins and winter trails. | Он бормотал что-то невнятное про яйца, торосистый лед, ветры и течения, но, когда ему отказались дать больше тысячи, речь его потеряла всякую связность, и можно было разобрать только, что дело идет о собаках и корме для собак, а также о мокасинах, лыжах и зимних тропах. |
