— Замок сломался?
— Не, — давясь слезами, запричитал мальчик плаксивой скороговоркой. — Нас одних заперли. Мамы нет второй день. Помогите!
— Где ж мама?
— Не знаю. Вчера проснулись, ее нет.
— Вы ж опечатаны! Штамп пришлепнут. Вот так фокус!
Туманное слово «опечатаны» было не очень понятно, и Толика охватила боязнь, что Клавдия Степановна сейчас уйдет.
— Не уходите, только не уходите, — взмолился мальчик. — Нам есть нечего.
— Успокойся, Толя, помогу. Это Юлька там ревет?
— Ага, второй день … Изошлась.
— Боже мой, тебе и примуса не разжечь.
— Ага. Кашу вчера скормил.
— Ну делишки! — В ее голосе звучало искреннее изумление. — С ума сойти … Детишек одних запечатали. Что за Ирод такое удумал?!
— Ночью какие-то дяди приходили к маме, я спал … Выпустите нас!
— Без разрешения вашу дверь трогать нельзя … Ключа все одно нет, — она помолчала в раздумье.
— Не оставляйте нас!
— Успокойся, не оставлю. Недоумки, прости, Господи, начудили! По всему выходит, в милицию топать надо.
— Не, не уходите!
— Толь, сам посуди. Еще чуток подождешь, самую малость. Я мигом. Иначе-то нельзя.
— Не забудьте про нас!
— Не забуду!
Клавдия Степановна без промедления тяжело затопала вниз, а Толик продолжал тихо скулить от радости, надежды и остатков страха перед необходимостью еще сколько-то времени томиться в одиночестве.
У воспрянувшего мальчика сердечко взыграло жалостью. Он извлек сестренку из новой порции ядовитозеленой слизи, слегка пообтер, напоил. Нянчился ласково, терпеливо и плакал вместе с ней, роняя крупные прозрачные слезы на грязное тельце девочки. Было неимоверно тяжело от голода и тоскливого воя.
Страх за жизнь этого родного, беспомощного, вверенного ему судьбой существа вызвал прилив свежих сил. Он пристроил на плече мокрую, в темных разводьях мордашку сестренки, прижался к ее живому, трепетному теплу. Укачивал, ковыляя по ненавистной квартире, приостанавливаясь у входа и настороженно прислушиваясь, пока его чуткое ухо не поймало приближающиеся голоса и топот ног за дверью.
— Сейчас вызволим, — раздался голос Клавдии Степановны. — Милицию привела.
— Кто вас запер? — раздался хрипловатый басок.
— Не знаю. Вчера проснулись, никого нет.
— Дм… Вскрывать таку печать не имею права.
— Ты что, старшина? Ошалел? Дети одни. Случись что?
— Что случись? Говорят, не имею права!
— Кто имеет?
— Доложу по начальству.
— Дети не поены, не кормлены другой день.
— В блокаду не тако бывало! Обождут малость.
— Быстрей, дяденька! Юлька кричит!
