— Ничего-о-о-о… — провыла я радостно, не открывая глаз, — ничего-о-о-о-о не хочется… — и глупо заулыбалась.
— И я про то же, — вздохнула Анечка, — не хочется ни хрена: ну, казалось бы, становись Мисс Мира, накорми африканских детей, защити докторскую диссертацию, заведи собаку огромную какую-нибудь — а все, что мне хочется — это валяться тут и никуда не вставать…
В голове зашевелилась какая-то мысль, ее сменила другая, потом их накрыло третьей, почему-то вспомнились колышущаяся тень от занавески на полу в комнате и ветер в лицо от проезжающих машин, появилось хвостатое слово «русалка» и тут же пропало с тихим хлопком, зачесался нос и вдруг накатил зверский голод — в голову полезли округлые пирожные картошка, заварные пряники, помидоры и фасоль со сладким перцем…
— Получается, что мы с тобой стоим на таком низком уровне сознания, что нам проще всего не думать, закуклиться, влезть в какую-нибудь щель и сидеть там, не вылезая всю жизнь, чем украсить быт чем-нибудь пристойным, слышишь?
От Анечкиных слов я вздрогнула и распахнула глаза. С призрачным чмокающим звуком на меня накатила горячая оранжевость полуденной кухни. Я охнула и закрыла лицо руками — жрать хотелось так, что деваться некуда было от истекающих прозрачным соком отбивных в моей голове.
— Что? — Анечка потрогала меня за плечо и тоненько захихикала.
— Умру от голода, — выдавила я из себя, — умру от голода сейчас, вот что, — Анечка смеялась так заразительно, а мысли в голову лезли такие остроумные, что я тоже зашлась сиплым смехом. Далее мы ржали. Продолжалось это целую вечность. Потом Анечка спросила:
— В холодильнике?
— Ни-фи-га, — я поднялась на четвереньки, с усилием рванула на себя тепловатую белую дверцу и меня обдало холодильничной прохладой, — вот, — я с тоской продемонстрировала свой нехитрый запас провианта, — все, что Гоша привез, я съела, салат протух, колбаса кончилась, пирогов не было.
Анечка чуть не скончалась от моей тонкой шутки, и завывая: «Пирогов!», повалилась обратно на пол, с которого начала было приподниматься. Уже не знаю, что насмешило меня, но я рухнула вслед за ней и снова мы ржали целую вечность. Уже не помню, что мы там говорили потом, над чем смеялись, в какие стороны отползали, зачем все это нам было нужно, но через какое-то время Анечка изрекла очень умную мысль:
— Наколдуй еды, иначе я сдохну.
А потом мы еще триста лет, с перекурами, паданьем на пол и идиотским хихиканьем добирались до комнаты, включали компьютер и пытались открыть косынку.
