Космолин многократно замедляет все клеточные процессы, и некоторые ученые полагают, что он сокращает жизнь не меньше, чем солнечные вспышки или гамма-излучение. Военные врачи, напротив, считают тайм-аут совершенно безвредным, но можно ли им верить? Незадолго до моего последнего вылета вокруг Мадигана разгорелся скандал — сразу нескольких докторов обвинили в халатности. Военные врачи уверены, что все космодесантники спят и видят, как бы откосить от службы. Лишний повод избегать СНЗВ. Мы пашем в разы больше, чем они, и все равно слывем нытиками. В Мадигане нас ненавидят. Пусть-ка поработают с наземными войсками. Для сравнения.
— Сколько бросков? — спрашивает таксист.
— Больше чем надо.
С тех пор, как я поступил на службу, прошло уже шесть лет.
Таксист разглядывает меня в зеркало. Ему не обязательно следить за дорогой, машину ведет автопилот.
— Ты когда-нибудь задавался вопросом — зачем? Ради кого стараетесь? Они ведь даже не люди.
Тут, на Земле, многие считают нашу войну ошибкой. Наверное, мой таксист как раз из таких.
— Спрашивал себя об этом? — не унимается он.
— Много раз.
Водитель раздраженно отворачивается.
Такси привозит меня в Беллтаун и останавливается возле небоскреба под названием «Первая космическая башня». Я расплачиваюсь наличными, даю щедрые чаевые, но придурок-таксист все равно косится на меня с неприязнью. Я забываю о нем, как только выхожу из машины.
Сажусь в панорамный лифт — из стеклянной кабины открывается великолепный вид на город — и поднимаюсь на свой этаж. Захожу в круглый холл с альковами по периметру — в это время дня все они пустуют. Ввожу шифр, и кодовый замок открывается со щелчком. Квартира приветствует меня веселым перезвоном. Ретро-стиль, классический Сиэтл, без всяких новомодных гуру-штучек. Так обставляли дома еще до моего рождения.
«Заляг на дно. Не высовывайся».
Господи, ну разве я гожусь в шпионы?
Квартира в точности такая, как я ее запомнил — уютная и прохладная, серые обои, ковер и мебель им в тон, нержавеющая сталь перемежается вставками из дерева и белой эмали. Диван, стол и стулья из пятидесятых. Прошлогодняя елка все еще стоит, хотя вода высохла, а иголки осыпались. Пол при этом идеально чистый, спасибо «Румбе», люблю его, хоть он и устарел. Пылесос выползает из щели под лестницей и тычется мне в ноги, словно веселый серый трилобит.
По привычке я дважды обхожу все комнаты и убеждаюсь, что кроме меня в квартире никого нет.
Придвигаю кресло с подголовником к панорамному окну и любуюсь видом на залив Пьюджет-Саунд. Мне по-прежнему нельзя смотреть в небо — кружится голова, — поэтому я перевожу взгляд вниз, к веренице снующих туда-сюда паромов и к уходящей за горизонт цепочке танкеров и грузовых судов. Приятно знать, что транспортные компании вроде «Маерска» все еще перевозят товары в разноцветных железных контейнерах. Каждый контейнер примерно в семь раз меньше космо-фрейма. И каждый, без сомнения, доверху напичкан хитроумными гуру-изобретениями. Наша экономика плотно сидит на этом наркотике.
