К вечеру Углов пластом валялся на койке. Лицо его горело. Одежда была мокрой от пота. Нога, в которую сделали укол, казалось, увеличилась вдвое. Время от времени к нему наведывалась медсестра, мерила температуру и слегка подшучивала над Семеном, злодейка! Соседи молча поджимали губы — они сочувствовали страдальцу.
В восемь в палату проскользнула Лиза. Она принесла горячий бульон. По палате поплыл запах курятины.
Углов встретил жену громким стоном. Наконец стало кому пожаловаться.
— Помираю, — обессиленно прошептал он.
Лиза испуганно захлопотала возле постели. Деликатные соседи по одному потянулись к выходу. Свидание обещало быть прощальным. При виде жены Углов совершенно раскис. Дыхание стало вырываться из него, как атмосферы из проколотой камеры.
— Очень больно? Ты уж потерпи, Семушка, потерпи.
Она принялась доставать из сумки стеклянные банки и свертки. Семушка и не взглянул на них. Волны жара накатывались на него и тяжелыми ударами отдавались в голове. Водка покидала его организм тяжело, трудно, покидала, лишь повинуясь могучей силе лекарства, и, боже мой, как же ему было сейчас тяжело!
8.
Ночь прошла в нескончаемых мучениях, к утру ему стало легче. А вечером он с аппетитом ел принесенное Лизой. Лиза смотрела на него с умилением. Дело явно шло на поправку.
Воскресенье прошло терпимо, в понедельник Углов только слегка прихрамывал. Муки, принятые от страшного укола, остались в прошлом.
Лиза прибегала к нему трижды в день.
— Ну как ты, Сема?
На ее похудевшем лице было написано нетерпение, она безумно жаждала хоть крошечного, хоть малейшего сдвига в лучшую сторону.
Семен отмалчивался. Впервые за последние годы он был абсолютно, стерильно трезв. Шоковый удар вытряхнул из его клеток молекулы алкоголя. Трезвость оказалась состоянием непростым. Все внутри мелко дрожало. Неясное томление не давало покоя. Даже себе самому Углов не хотел признаться, что тоскует по спиртному.
В ночь на понедельник он почти не спал. Напряженность, написанная в Лизиных глазах, раздражала его.
«Ну чего она от меня ждет? Каких таких небывалых перемен? Что я, ребенок, что ли? Делай то, не делай этого. Да еще врач: если не пить, так не пить совсем! Да ну их!»
Семен вовсе не хотел не пить совсем.
«Пристают с расспросами, лезут в самую недру души, воспитывают, поучают… Обо всем им расскажи, доложи. Положим, и скрывать мне особо нечего, а все равно неприятно. Как на допросе…»
За два прошедших дня он был сыт наркологией по горло. «Рядом записные алкоголики — ни работы, ни семьи, ни детей… Я-то совсем не такой! Так чего же держат вместе? Унижают… Запугивают…»
