Правдивая история страны хламов. Сказка антиутопия | страница 50

В это утро Гицаль Волонтай сбросил с себя одеяло именно тогда, когда первый мусорщик прогрохотал по улице своей железной тележкой. Опустив на пол ноги, последний романтик со стиснутыми зубами пасмурно-безнадежно оглядел башмаки с комьями непросохшей за ночь глины. Скривившись, как от зубной боли, натянул влажные полотняные штаны. Затем, сопя от напряжения, вытащил из-под кровати огромный зеленовато-коричевый рюкзак, туго набитый различными вещами. Закинув рюкзак за спину и под его тяжестью слегка нагнувшись вперед, Гицаль Волонтай решительным шагом направился прочь из собственного дома.

Народный писатель Хламии Свинтарей, как и все, некогда был молод. Наивный и доверчивый от природы, он перекантовывал бочки с “Горькой полынью”, помогая кабатчику Лажбелю в его нелегком труде в кабачке “Сердцебиение”. В дни, когда Лажбель отправлялся в положенный ему по всем правилам отпуск, Свинтарей не без успеха подменял его, разнося “Горькую полынь” (в те времена в изобилии водившуюся в Стране Хламов) на серебряном с чернью подносе. При этом через плечо у него неизменно бывало перекинуто полотенце с вышитыми на нем поперечными красными петухами.

Отец Свинтарея, смолоду бывший мусорщиком, гордился сыном, который, как ему казалось, вышел в люди. Стоя за окном кабачка, отец часто и подолгу разглядывал его, ловкими челночными движениями снующего среди столиков. Впрочем, и Свинтарей в такие дни не заносился и угощал отца чаркой-другой заветной жидкости, никогда, однако, не приглашая его в кабачок.

Отцовская гордость, надо признать, была во многом обоснованна, ибо посетителями кабачка числились такие знаменитые хламы, как художник Крутель Мантель, иностранец Шампанский и первая в Хламии красавица аристократка Гортензия Набиванка. Даже сам повелитель Биф Водаёт долгими осенними вечерами частенько проводил время в дружеской беседе с утонченными представителями хламской богемы.

Мягко теплились свечи, вольно проплывали серые кольца сигаретного дыма, лилась глубокомысленная беседа, и Свинтарей порой не мог отказать себе в том, чтобы на секунду не остановиться и не прислушаться к особенно интересным обрывкам речей, с разных сторон долетавших до него. В такие минуты ему начинало казаться, что это не он, а кто-то другой разносит посетителям кабачка “Горькую полынь”, перекинув через плечо полотенце с красными петухами – он же, склонив голову на ладонь, важно внимает мудреным фразам богемовцев. Либо, сидя на месте профессорского сына Гицаля Волонтая, бесцеремонным движением закидывает руку на подлокотник кресла ослепительной Гортензии Набиванки.