7
Рано утром семья Нужаевых в пять серпов жала рожь на дальнем поле. Когда всплыло над лесом солнце, все направились к Мачехину ручью завтракать. Из земли бил маленький родник. Чья-то доброхотная рука вырыла вокруг родничка водоемчик, похожий на огромный котел. В этот колодец, почти полный холодной воды, влили целый кувшин кислого молока — и хлебово было готово.
Не успел Тимофей погрузить в забеленный колодец свою щербатую, обгрызенную ложку, как из глубины выплыла лягушка-старица с добрую варежку. Старик небрежно смахнул ее на бережок.
— Не мешай, кума.
И спокойно принялся хлебать. Все засмеялись, а Тимофей невозмутимо добавил:
— Ведь не жала с нами, нечего и лезть.
Лягушка упала на спину и беспокойно засучила лапками, будто хотела ухватиться за воздух.
— Пузо у нее, как у нашей попадьи, — засмеялся Купряшка.
Наконец одной лапкой лягушка уперлась в стебель хвоща, перевернулась на живот, прыгнула в сторону и пропала в осоке.
8
Дорога полого спускается к Суре, как бы раздвигая по сторонам обрывистый берег. На одной из крутых обочин чернеет вход в землянку перевозчика. Рядом полянка, посреди которой, возле обгорелого пня, немолчно потрескивает костер; в пяти саженях от него — старый дуб со сломанной вершиной, в зеленом венке из листьев на оставшихся ветвях.
Из землянки на четвереньках выполз перевозчик Вавила Мазылев, распрямился, почесал пятерней седую длинную бороду и нехотя крикнул:
— Лис-та-а-ар!
— Прис-та-а-ал! — ответило лесное эхо.
Аристарх Якшамкин появился неожиданно и совсем рядом — вышагнул из-за густой разлапистой ели, где как будто только и ждал, когда позовут:
— Вот и я. Чего тебе?
— Все лодки на нашем берегу. А вон, глянь, внучек мой, Герка, к нам с харчами идет. Перевези мальца.
Аристарх уселся в лодку, и легонькая посудина птицей полетела по речной глади, подгоняемая взмахом весел.
Вавила Мазылев захлопотал возле костра: подложил хворосту, взял ведро с живой рыбой, вылил из него воду, а рыбу вывалил в котел. С утра у него побаливала голова — вчера старик побывал в Зарецком на базаре и выпил полуштоф водки.
Вернулась лодка с Аристархом и внуком. Мальчишка поставил возле костра кринку с молоком, положил на нее хлеб, а сам скрылся в землянке.
Вавила Мазылев сидел подле костра и с нетерпением ждал, когда закипит уха, — любил он с похмелья хлебать горькую юшку.
И глядя, как поднимается над котлом аппетитный парок, Вавила погрузился в свои думы. Был недоволен он тем, что на прошлой сходке его не переизбрали старостой. И так и сяк улещивал мужичков, чтобы прокричали за него, да вышла осечка. Знать, плохо улещивал. Потому что в кармане деньжат небогато. А где их взять? На перевозе много не заработаешь. День и ночь торчишь тут, а выручка плохая, — считаешь вечером медяки и мелкое серебро, а сердце от нерадости ноет: мало! К тому же из этой выручки часть надо отдать работнику. Хорошо еще, что в работниках Аристарх Якшамкин, — он копейку не любит считать, что дали, тем и доволен… Нет, на перевозе не разживешься…
