— А дети?.. — заикнулась было Василиса, когда увидала собиравшихся в дорогу незнакомых, по-барски одетых женщин, но Платон так строго поглядел на нее, что она больше ни о чем не спрашивала.
На дворе было так тихо, что слышался скрип калитки в дальнем конце улицы.
Возвратившись в избу, Платон только и проговорил:
— Уехали.
Помолчали. Наконец, убирая со стола, Матрена внешне безучастно спросила:
— Надолго ли барчат нам оставили?
— Кто знает… Красненькую в месяц обещали присылать за пригляд да уход. Наперед дали… Вот они, денежки!
— Дети-то чьи же?
— Знамо, не старухины. Близнецы. Вениамин и Виктор. У Вени-то под мышкой родинка… Так старуха сказала.
— А зачем нам про родинку знать?
— Чтоб не перепутать. Похожи друг на дружку. Гляди, и узел оставили. Ну-ка, что в нем? — Платон развязал узел, лежавший на лавке. — Ну!.. Рубашонки-распашонки… Приданое, значит. Можа, с ним счастье вошло к нам в дом.
— Молодая-то всю ночь проплакала, — заметила Василиса. — Барыня… Не нам чета, а вот, поди, детей оставила…
1
Обстоятельно обзаводился Роман хозяйством: купил у знакомых кобылу, потом — корову, четыре овцы, две дюжины кур. Не пропускал ни одного базара в Зарецком. Теперь сам себе голова!
Сегодня по дороге на ветряную мельницу он зашел в лавку Мокея Пелевина, купил пол-осьмушки заусайловского табаку, четыре конфеты в разноцветных обертках и кусочек кремня для кресала. Хотел что-то сказать лавочнику, но махнул рукой и вышел.
На окраине Алова, в широком проулке, встретил мельничиху Ульяну Барякину. На поклон Романа она высвободила из-под черной шали маленький ротик.
— Здравствуй, Роман. На нашу мельницу?
— Ну.
— Помольщиков полным-полно. Быстрей иди, если в хвосте не хочешь торчать.
Но Роман не спешил. Спросил, как поживает Елисей, муж Ульяны, хорошо ли идут у него дела на мельнице. И как бы между прочим напомнил, что когда-то встречались они с Ульяной в лесочке…
Улыбка тронула ее губки, похожие на спелую вишню-двойчатку.
— Вай, сколько лет с тех пор! Я уж первого мужика схоронила, за вторым хожу, да и ты жену нашел — куда меня краше.
— Не я нашел. — смутился Роман. — Тятька.
— А что, и в самом деле он с ней в шашнях был?
Больно полоснули Романа по сердцу ее слова.
— Сам не видел, греха на душу не беру, да ведь все судачат про то. Думаешь, мне каково, а? От этих разговоров хоть в петлю лезь.
— Проучил бы ее, змею подколодную.
— За мной дело не станет, — сказал Роман и подумал, что кулаками такую бабу, как Анисья, не проймешь; надо бы так проучить, чтобы не боками, а сердцем почуяла настоящую боль, какую испытал сам он, Роман, когда узнал от брата Прокофия о жениной измене. Чтобы кровью сердце у нее облилось! А Ульяна — очень даже нужное в таком случае средство…
